Неточные совпадения
У меня много беготни и хлопот по району, редко приходится бывать дома. Алексей меня ни о чем не расспрашивает, со смешным, почтительным благоговением относится к тому таинственному, что я делаю; с суетливою предупредительностью встречает приходящих ко мне. Что-то есть
в нем странно-детское, хоть он мне ровесник. Когда я иду куда-нибудь, где есть хоть маленький риск, он молча провожает меня любящими, беспокойными
глазами. Очень мы разные люди,
а ужасно я его люблю.
Что-то
в Иринархе было новое, какая-то найденная идея.
Глаза светились твердым, уверенным ответом,
а раньше они смотрели выжидающе, со смеющимся без веры вопросом.
Там опять сидел Иринарх. Как всегда, он сейчас же овладел разговором. И у него был всегдашний странный его вид: на губах улыбка какого-то бессознательного юродства,
в наклоненной вперед крутолобой голове что-то бычачье и как будто придурковатое,
а умные
глаза наблюдающе приглядываются.
Никогда он не смотрит
в глаза — даже мне, двоюродному своему брату,
а мы с детства росли вместе.
Когда Гольтяков пьян, его охватывает буйная одержимость, он зверски колотит Прасковью. Она — худенькая, стройная, как девочка, с дикими, огромными
глазами. У меня и у Алеши жалостливая влюбленность
в нее. Мучают и волнуют душу ее прекрасные, прячущие страдание
глаза. Горда она безмерно. Все на дворе знают, что с нею делает муж,
а она смотрит с суровым недоумением и резко обрывает сочувственные вопросы.
Алеша всегда чувствует себя у Маши тепло и свободно. Но сегодня он был необычно весел, острил, смеялся. Как будто тайно радовался чему-то своему.
А в Машиных
глазах, когда она смотрела на Алешу, была горячая любовь и всегдашний скрытый, болезненный ужас, — какой-то раз навсегда замерший ужас ожидания. Вот уже два года она смотрит так на Алешу. Это для меня загадка.
А когда я возвращался, я столкнулся
в калитке с Гольтяковым. Мутно-грозными
глазами он оглядел меня, погрозил кулаком и побежал через улицу. На дворе была суетня.
В снегу полусидела Прасковья
в разорванном платье. Голова бессильно моталась, космы волос были перемешаны со снегом. Из разбитой каблуком переносицы капала кровь на отвисшие, худые мешки грудей. Хозяйка и Феня ахали.
Пересилил себя, пошел. Катра встретила меня очень любезно,
в недоумении пожимала плечами, сказала, что тут какое-то недоразумение.
А глазами нагло смеялась. И отказала решительно.
Головы, головы перед
глазами. Внимательные, чуждо-настороженные лица. Поднялась из глубины души горячая волна. Я был
в себе не я,
а как будто кто-то другой пришел
в меня — спокойный и хладнокровный, с твердым, далеко звучащим голосом.
Я что-то говорил,
а он безучастно молчал.
В дверях показалась Катра и, увидев его раздетым, отошла. Алексей равнодушно проводил ее
глазами. Белый, уныло-трезвый свет наполнял комнату. У кровати стоял таз, полный коричневой рвоты, на полу была натоптана известка, вдоль порога кучею лежало грязное белье, которым Алексей закрыл щель под дверью.
Согнулись спины, потухли
глаза.
В темноте сонно и уныло, как невыспавшиеся рабы, ноют гудки. И идут
в холоде угрюмые вереницы серых людей.
А Мороз и другие
в тюрьме.
Мне не интересны десятки. Вот эти сотни тысяч мне важны — стихия, только мгновениями способная на жизнь. Чем они могут жить
в настоящем?..
А подумаешь о будущем, представишь их себе, — осевших духом, с довольными
глазами. Никнет ум, гаснет восторг. Тупо становится на душе, сытно и противно, как будто собралось много родственников и все едят блины.
И ребячески-суетною радостью загорелись настороженные
глаза от похвал. Губы неудержимо закручивались
в самодовольную улыбку, лицо сразу стало глупым. Я вглядывался, — мелкий, тщеславный человек,
а глубоко внутри, там строго светится у него что-то большое, серьезное, широко живет собою — такое безучастное к тому, что скажут. Таинственная, завидно огромная жизнь. Ужас мира и зло, скука и пошлость — все перерабатывается и претворяется
в красоту.
Он повернулся ко мне,
а лапою прижимал к снегу бумажку. Задорно приглядывающиеся
глаза смотрели на меня, и
в них читалось, что жизнь — это очень веселая и препотешная штука.
В ответ звучали мертвые, чуждые мне теперь слова,
а зеленоватые
глаза с изучающим вниманием смотрели на меня. И все больше
в них проступало жесткое презрение. Как будто шел человек к спешной, нужной цели,
а другой пристает к нему: как это люди ходят? Почему? Почему мы вот идем на двух ногах и не падаем?
Алеша
в своей комнате обливался холодною водою, потом внес ко мне самовар. Мы сели пить чай. Не глядя мне
в глаза, деланно-веселым голосом он рассказывал что-то про хозяйку и Феню.
А я украдкою вглядывался
в его осунувшееся лицо,
в низкий, отлогий лоб…
Сидела
в гостях Юлия Ипполитовна, вечно больная тетка Маши. На губы она нацепила улыбку,
а холодно-злые
глаза смотрели по-всегдашнему обиженно. Анна Ивановна рассказывала про какую-то знакомую.
Вот где — голо вскрытая сущность жизни! Люди смотрят и беспечно смеются,
а сзади мерно потрескивает механизм. Придешь назавтра. Опять совсем так же, не меняя ни жеста, бросается
в окно господин перед призраком убитой женщины, патер жадными
глазами заглядывает
в вырез на груди испанки. И так же, совсем так же мчится ошалевший автомобиль, опрокидывая бебе
в колясочке, столы с посудою и лоток с гипсовыми фигурами.
А сзади чуть слышно потрескивает механизм.
— Весна, весна скоро!.. Константин Сергеевич, видите небо? Завтра солнце будет… Солнце! Господи, какая мутная была темнота! Как люди могут жить
в ней и не сойти с ума от тоски и злости! Я совсем окоченела душой… Все время мне одного хотелось: чтоб пришел ко мне кто-нибудь тихий, сел, положил мне руки на
глаза и все бы говорил одно слово: Солнце! Солнце! Солнце!.. И никого не было! Хотела сегодня закрутиться, закутить вовсю, чтобы забыть о нем,
а вот оно идет. Будет завтра. Любите вы солнце?
Я подозвал ее и пристально заглянул
в глаза. Жучка покорно изогнулась, робко завиляла хвостом. Я улыбнулся и продолжал смотреть. Она радостно засмеялась
глазами и хотела было броситься ласкаться, но не бросилась,
а медленно опустилась на задние лапы.
Я поднялся на руках, огляделся. Исчезла перегородка. И я увидел: Алеша лежит на спине, с пустыми, остановившимися
глазами.
А Хозяин его, как вывалившийся из гнезда гад, барахтается на полу возле кровати;
в ужасе барахтается, вьется и мечется, чуя над собою недвижную силу Неведомого. Заражаясь, затрепетал и мой Хозяин. И я чувствовал, —
в судорогах своих он сейчас тоже выбросится на пол,
а я с пустыми
глазами повалюсь навзничь.
Я взглянул
в ее огромные насторожившиеся
глаза. И темнота не мешала.
В них мерцала радость покорной, отдающейся очарованности. Как будто я нес ее на руках,
а она, прижавшись ко мне щекой, блаженно закрыла
глаза.
А Алеша вчера утром стоял
в кустах за сахарным заводом. Чуть брезжила зеленоватая заря. Блестящие струи рельсов убегали
в сумрак. Со впавшими решительными
глазами он стоял и вслушивался, как рельсы тихо рокотали от далекого поезда, несшего ему смерть.
Я ряд за рядом продвигался мимо. Степан стоял, расставив ноги
в огромных лаптях; с узких, сгорбленных плеч руки прямо свешивались вперед, как узловатые палки.
А глаза следили за мной и
в глубине своей мягко смеялись чему-то.
— Да. Это честно, смело и красиво… Пожимай плечами, иронизируй… «Обездоленные», «страдающие»… Эти самые ушаковцы, которые сейчас с мамой говорили, — вся земля, по их мнению, обязательно должна перейти к ним одним. Как же, ведь ихняя барыня!
А соседним деревням они уж от себя собираются перепродавать. Из-за журавля
в небе теперь уже у них идут бои с опасовскими и архангельскими. Жадные, наглые кулаки, больше ничего. Разгорелись
глаза.
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели?
А в моих
глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Городничий (
в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется!
А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать
в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего,
а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает
глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя
в глаза ему, говорит про себя.)
А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною случай:
в дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Вгляделся барин
в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у
глаз, у рта // Излучины, как трещины // На высохшей земле; // И сам на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, //
А волосы — песок.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «
А зельем не поила ты? //
А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я
в ноги поклонилася: // — Будь жалостлив, будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? //
В груди у них нет душеньки, //
В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!