Неточные совпадения
По истечении девятого
дня со
дня смерти князя Владимира Яковлевича к его сестре стали делать так называемые «визиты соболезнования». Княжна Александра Яковлевна принимала выражения сочувствия с видом холодной грусти, без тени смущения, с величайшей «корректностью», выражаясь любимым словом московских великосветских гостиных того
времени.
В то
время, когда в Москве происходили описываемые нами события, действующими лицами которых были и сыны когда-то славной Польши, последняя политически доживала остаток своих
дней.
Здесь проводил Александр Суворов большую часть своего
времени один и с учителем. Последний был из духовного звания, человек умный и любознательный, учившийся вместе со своим феноменом-учеником, едва успевая догонять его в познаниях. Мальчика нельзя было иногда по целым
дням силою оторвать от книги или от листа бумаги, на котором он собственно чертил планы сражений.
За последние
дни Василий Иванович редко виделся со своим сыном, уже надевшим солдатский мундир и совершенно отдавшимся военной службе, предмету его давних мечтаний. Старик Суворов проводил
время среди своих старых сослуживцев и знакомых. Им нередко сетовал он на упрямство сына, губящего добровольно себя и свое здоровье под гнетом солдатской лямки.
Александр Васильевич присутствовал, чуть ли не в первые
дни своей службы в Петербурге, при ссылке графа Левенвольдта. Счастливец этот состоял камергером высочайшего двора при Екатерине I, был первым вельможей своего
времени, отличался щегольскою одеждою, великолепными празднествами и вел большую картежную игру.
В начале Елизавета не решалась отважиться на такой шаг, но позднее, спустя одиннадцать лет, во
время младенчества императора Иоанна Антоновича, она согласилась на его план. По его совету царевна обратилась к содействию французского посланника маркиза де ла Шетарди, который и передал Лестоку до 130 000 дукатов для этого
дела.
Первое
время Александр Васильевич сторонился от этих заигрываний, затем как-то свыкся с ними, и, наконец, они сделались для него необходимыми. Не встретившись с Глашей в течение
дня, он ощущал какое-то странное беспокойство. Глаша ждала дальше.
Александр Васильевич с самого раннего детства принадлежал к людям, не мешающим
дела с бездельем. Он держался мудрого русского правила:
делу —
время, потехе — час. В число потех включал он и отношения с женщинами.
В эту пору своей жизни и службы Александр Васильевич продолжал ревностно заниматься своим умственным образованием, которое приняло теперь более общее развитие. Он не хотел быть только ремесленником военного
дела, и именно потому, что ставил его выше всякого другого. По всему казалось, что из него должен был выйти ученый-теоретик, так как военная служба вовсе не требовала в то
время солидного образования и невежество было почти сплошное, нимало не препятствуя движению вперед по чиновной лестнице.
Основные начала военных операций неизменны во все
времена и независимы от условий оружия и места, только применение их к
делу изменяется.
В то же
время, будучи исключительно практичным, он не давал спуска и практикам-невеждам, говоря про них, что они, может быть, и знают военное
дело, да оно их не знает.
В Лифляндии и Курляндии формировались в то
время для уже выступавших, наконец, в Пруссию пехотных полков третьи батальоны. Суворов был приставлен к этому
делу, занялся им в 1758 году и затем послан препроводить 17 вновь сформированных батальонов в Пруссию.
А между тем получить назначение в армию было
делом очень легким, лишь бы нашлось кому замолвить словечко, так как в описываемое нами
время все делалось из милости и по связям родства и свойства. Но Александр Васильевич не хотел и не имел покровителей, а потому и должен был остаться в тени.
Наезжал к отцу в Кенигсберг на короткое
время и Александр Васильевич, который продолжал служить при Ферморе и лишь в конце 1761 года получил новое назначение, уже вполне боевого характера. Несмотря на свое почти пассивное и лишь в редких случаях чрезвычайное незначительное участие в
делах против неприятеля, Суворов-сын успел все же несколько выдвинуться из ряда. Его знали и ценили многие, в том числе и генерал Берг. Получив в командование легкий корпус, последний стал просить Суворова к себе.
Но в это
время на престол вступил император Петр III, безграничный, экзальтированный поклонник и почитатель гения прусского короля. Петр III прекратил бесполезную и кровопролитную войну и заключил уже союз с Фридрихом II против Австрии, но внезапная смерть императора дала новый поворот
делам.
— Нам и было на руку то, что так думал архиепископ Амвросий. Через близких к нему мы сумели натолкнуть его на мысль, что сборища у Варварских ворот вредны во
время эпидемии и что сундук с деньгами следует опечатать, а то собранная в нем довольно крупная сумма может быть украдена. Амвросий полетел к Еропкину. О чем они там беседовали, я не знаю, только на другой
день Еропкин распорядился взять сундук.
Чума в Москве в это
время начала уже сильно косить свои жертвы среди простонародья. Оба княжеские семейства решили переждать с переездом в Москву до окончания страшной эпидемии, как вдруг мор начался в расположенном близ Баратова селе. Это была буквально повальная смерть, не щадившая никого. В несколько
дней умерло несколько сот душ.
— Послушайте, княжна, — вдруг переменил тон и совершенно серьезно заговорил Сигизмунд Нарцисович, — мы столько
времени морочили друг друга, что пора и кончать. Если вы на самом
деле твердо желаете, чтобы этот брак не состоялся, как желаю и я, то будем действовать.
Часто даже во
время свидания Капочка невольно начинала разговор о князе. Ей нравилось, что Сигизмунд Нарцисович
разделял ее ненависть к этому человеку. Она думала, что это происходит от ревности к прошлому, это не только ее удовлетворяло, но даже льстило ее самолюбию.
Наконец, через месяц с небольшим выдалось послеобеденное
время, когда князь Иван Андреевич удалился, по обыкновению, вздремнуть часок-другой, а Эрнестина Ивановна должна была уехать из дома по какому-то
делу.
Князь Иван Андреевич был, конечно, немало огорчен внезапной переменой в предстоящей судьбе своей дочери, но, убежденный доводом Сигизмунда Нарцисовича, пришел к заключению, что в самом
деле «нет худа без добра» и что «милосердный Бог в своих неисповедимых предначертаниях, конечно, лучше ведает, что нужно человеку на земле, нежели сам человек, не знающий при постройке себе простого жилища, удастся ли ему положить второй камень его основания, так как смерть может настичь его в то
время, когда он кладет первый».
Наконец был подписан между Австрией, Пруссией и Россией договор о первом
разделе Польши. В нее вступили два русские корпуса, один из них, из Эльмпта, остановился в Литве. Суворов был переведен в этот корпус и в октябре выступил с ним для следования в Финляндию, так как в шведском короле предполагались враждебные замыслы по отношению к России. Об этой цели движения корпуса Суворов не знал во
время похода. Он узнал об этом лишь в Петербурге, из уст самой императрицы.
Время — этот всеисцеляющий бальзам людского горя — сделало свое
дело.
Последняя, получив в руки дневник Капочки, стала еще более в оборонительное положение от своего «поверенного по неволе», оставляя до поры до
времени, как она сама думала, в его руках управление
делами.
Хотя предначертанный путь жизненной деятельности расстилался перед ним еще очень длинным, очень далеким до цели, но Суворов не мог в то же
время не чувствовать сухости пройденной жизни, некоторого нравственного утомления от чрезмерного однообразия влечений и
дел.
У госпожи Грин была дочь и племянница, обе молодые девушки, и обе невесты. Одна сговорена была за доктора, родом итальянца, другая — за голштинского уроженца, бывшего во Фридрихсгаме учителем. Госпожа Грин желала, чтобы обе свадьбы совершились в одно
время, и сама назначила
день — 16 июля.
Пастор начал обряд. Сначала венчали дочь госпожи Грин, потом племянницу. Во
время венчанья Александр Васильевич то и
дело посматривал на учителя, нахмурив брови, прищуриваясь, глядел на его прическу, выставляя нос, нюхал воздух и поплевывал в сторону. Видно было, что модный фрак, духи и, в особенности, огромная прическа молодого щеголя произвели на него неприятное впечатление.
Александр Васильевич во все
время похода не слезал со своей казацкой лошади. Суворов любил своего донца. Когда после взятия Измаила ему подвели редкую лошадь, которой не было цены, и просили принять ее в память знаменитого
дела, он отказался, сказав...
— Сколько мне назначено
времени для приведения в порядок
дел? — спросил Суворов.
«Граф Александр Васильевич! Теперь нам не
время рассчитываться. Виноватым Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое
дело на сие согласиться, а ваше спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы ваше
время, а у меня удовольствия вас видеть. Пребываю к вам доброжелательным.
— Как? Очень просто: цель к Парижу! Достичь ее, бить врага везде, действовать в одно
время на всех пунктах, умно, разумно, скоро, решительно, свободно, с усердием! Военные
дела имеют свой характер, ежеминутно изменяющийся, следственно частные предположения тут не имеют места, и вперед предвидеть
дела никак нельзя. Одно лишь возможно: бить и гнать врага, не давая ему ни минуты отдыха. Но для этого нужно иметь полную свободу действовать — тогда только, с помощью Божией, можно достичь цели, в чем ручаюсь.
Александр Васильевич прождал пять
дней, во
время которых австрийские комиссионеры уверяли, что мулы должны прийти с минуты на минуту, но, увы, последние не появлялись. Собрался военный совет, и по мысли великого князя Константина Павловича Суворов приказал спешить донских казаков и лошадей их употребить под тяжести.
— Парады!.. Разводы… Большое к себе уважение! Обернется, шляпы долой!.. Помилуй Господи!.. Да и это нужно, да во-время!.. А нужнее этого: знать, как вести войну, знать местность, уметь расчесть, уметь не дать себя в обман, уметь бить! А битому быть — не мудрено!.. Погубить сотни тысяч!.. И каких, и в один
день… Помилуй, Господи!..
Он спал уже не на сене, и обеденное
время назначено было не утром, а во втором часу
дня. Чувствуя себя лучше, Суворов то, по примеру последних лет, продолжал заниматься турецким языком, то разговаривал с окружающими о
делах государственных и военных. Никто, однако, не слышал от него ни упреков, ни жалоб относительно немилости государя.
— Да, да. Хорошее было
время. Я все помню. Как теперь вижу. Но в Италии… Там
дело не окончено. Идти надо в Геную, бить врага по-русски!.. Князь Петр, гони врага, разбей его. Разбей непременно! Мой пункт — Париж. Спасем Европу!.. А где Михайло? Где Милорадович? Скажи ему: лицом к врагу! С Богом!.. Слава… Мы русские!
На другой
день приехал доктор Гриф, первая знаменитость того
времени, и стал ездить каждый
день по два раза, каждый раз объявляя, что он прислан императором. Это больному доставляло видимое удовольствие.