Какую страшную иронию над взаимною любовью, над пылкою страстью людей, увлекающихся и безумствующих, представляли эти два обнявших друг друга костяка, глазные впадины которых были обращены друг на друга, а рты, состоящие только из обнаженных челюстей с оскаленными зубами, казалось,
хотели, но не могли произнести вслух, во все времена исторической и доисторической жизни людей лживые слова любви.
Неточные совпадения
—
Можете делать, что
хотите,
но я вам предлагаю следующее. Пойдемте ко мне, там вы объяснитесь между собой основательно и хладнокровно в моем присутствии. Я ни в чем
не буду влиять на ваше решение и выскажу свое беспристрастное мнение. Согласны ли вы?
— Как я ни предостерегал тебя тогда,
но ты ничего знать
не хотел, страсть овладела всем твоим существом, точно горячка. Я никогда
не мог этого понять.
— Отец, этого ты
не можешь и
не должен мне приказывать! — горячо возразил он. — Она мне мать, которую я наконец нашел и которая одна в целом свете любит меня. Я
не позволю отнять ее у меня так, как ее отняли у меня раньше. Я
не позволю принудить себя ненавидеть ее только потому, что ты ее ненавидишь! Грози, наказывай, делай что
хочешь,
но на этот раз я
не буду повиноваться, я
не хочу повиноваться.
«Надо вытащить их из этого захолустья. Надо уговорить
хотя на зиму поехать в Петербург. Государыня любит красавиц,
но не одного с нею склада лица. Княгиня
может сделаться быстро статс-дамой, а княжна — фрейлиной».
Первое чувство ее было чувство страха, она
хотела бежать,
но казалось, именно этот обуявший ее страх сковал ее члены. Она
не могла двинуть ни рукой, ни ногой и стояла перед избушкой как завороженная, освещенная мягким светом луны. Через несколько мгновений дверь избушки скрипнула, отворилась, и на крыльце появился Никита. Стоявшая невдалеке Таня невольно бросилась ему в глаза.
Усталость и нравственная и физическая взяла свое, и князь заснул. Вдруг он был разбужен тремя сильными ударами, раздавшимися в стене, прилегавшей к его кровати. Князь Сергей Сергеевич вздрогнул и проснулся. То, что представилось его глазам, так поразило его, что он остался недвижим на своей кровати. Он почувствовал, что
не может пошевельнуть ни рукой, ни ногой,
хотел кричать,
но не мог издать ни одного звука.
—
Может быть, это и интересно,
но я ни за что
не пойду туда… Идите вы, если
хотите, я посижу здесь и подожду вас, вечер так хорош…
Собственно говоря, княгине ничего подобного
не показалось,
но она ухватилась за это предположение князя Сергея Сергеевича с целью успокоить
не только свою дочь,
но и себя.
Хотя и крик совы, совпавший с первым признанием в любви жениха,
мог навести на размышление суеверных — а княгиня была суеверна, —
но все-таки он лучше хохота, ни с того ни с сего раздавшегося из роковой беседки. Из двух зол приходилось выбирать меньшее. Княгиня и выбрала.
Ей казалось, что она
хочет что-то вспомнить,
но вспомнить
не может.
Князь Луговой промолчал и переменил разговор. Он
не мог не заметить действительно странного поведения княжны со дня убийства ее матери,
но приписывал это другим причинам и
не верил, или, лучше сказать,
не хотел верить в ее сумасшествие. Ведь тогда действительно она была бы для него потеряна навсегда. Граф прав — связать себя с сумасшедшей было бы безумием.
Но ведь в ней, княжне, его спасение от последствий рокового заклятия его предков. На память князю Сергею Сергеевичу пришли слова призрака. Он похолодел.
— Мне много бы нужно было сказать вам,
но я
не могу говорить, потому что
не хочу еще больше вас поссорить.
— Я видела много молодых людей, я изучала их и
не нашла среди них достойнее вас,
не по внешности,
хотя вы сами хорошо знаете, что и на внешность вы
не можете пожаловаться, а по вашим внутренним качествам; и я решила, что я буду вашей женой,
но…
— Вы
хотите сказать, что этот блеск и эта атмосфера останутся,
но это
не то, князь, вы, быть
может, теперь под влиянием чувства обещаете мне
не стеснять мою свободу,
но на самом деле это невозможно, я сама буду стеснять ее, сама подчинюсь моему положению замужней женщины, мне будет казаться, что глаза мужа следят за мной, и это будет отравлять все мои удовольствия, которым я буду предаваться впервые, как новинке.
— Несколько капель на два-три цветка будет достаточно, — сказал он. — Она
может отделаться только сильным расстройством всего организма,
но затем поправится. У меня есть средство, восстанавливающее силы. Если
захочешь, сын мой, сохранить ей жизнь, то
не увеличивай дозы, а затем приходи ко мне. Она будет жива.
Во время кратковременного пребывания Ивана Осиповича в Петербурге его сын, под именем графа Свянторжецкого, раза два встречался с ним во дворце,
но удачно избегал представления,
хотя до сих пор
не может забыть взгляд, полный презрительного сожаления, которым однажды обвел его этот заслуженный, почитаемый всеми, начиная с императрицы и кончая последним солдатом, генерал.
Неприятно было тупое любопытство баб и девок, в их глазах он видел что-то овечье, животное или сосредоточенность полуумного, который
хочет, но не может вспомнить забытое. Тугоухие старики со слезящимися глазами, отупевшие от старости беззубые, сердитые старухи, слишком независимые, даже дерзкие подростки — все это не возбуждало симпатий к деревне, а многое казалось созданным беспечностью, ленью.
Неточные совпадения
Казалось, что ежели человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то
хотя лично для него, быть
может, особливого благополучия от сего
не произойдет,
но для сохранения общественной гармонии это полезно и даже необходимо.
Я, конечно,
не хочу этим выразить, что мундир
может действовать и распоряжаться независимо от содержащегося в нем человека,
но, кажется, смело можно утверждать, что при блестящем мундире даже худосочные градоначальники — и те
могут быть на службе терпимы.
Мало того, начались убийства, и на самом городском выгоне поднято было туловище неизвестного человека, в котором, по фалдочкам,
хотя и признали лейб-кампанца,
но ни капитан-исправник, ни прочие члены временного отделения, как ни бились,
не могли отыскать отделенной от туловища головы.
Хотя Бородавкин был храбрее Фарлафа,
но и он
не мог не содрогнуться при мысли, что вот-вот навстречу выйдет злобная Наина…
И
хотя очевидно, что материализм столь грубый
не мог продолжительное время питать общество,
но в качестве новинки он нравился и даже опьянял.