Неточные совпадения
Он верил, что ее душа, освободившись от бренного тела, получила дар большого видения,
знает и чувствует, как он любил ее здесь, на земле, и при встрече там она улыбается ему, если не более нежно, то более сознательно, чем улыбнулась в ночь переворота 9 ноября 1740 года, когда он доложил ей об аресте Бирона и его клевретов. Он
хотел заслужить это свидание чистотой тела и духа и в этом направлении определил режим своей будущей «жизни» и вдруг… все кончено.
— Нет, это сущая правда, я даже познакомился с ней в театре, где она была с дворовой девкой, и обе были переряжены мужчинами, она при выходе затеяла драку, и если бы я не спас ее, ей бы сильно досталось… Я
знаю это и,
хотя не одобряю, но извиняю…
— Да, это так, тетушка; но вы
знаете как я люблю вас и уважаю, я вас считаю моей второй матерью, и мне было бы очень тяжело, что именно вы смотрите так на этот брак мой, вообще, на избранную мною девушку в особенности, и даже, пожалуй, не
захотите благословить меня к венцу…
Он постепенно за неделю убедился, что она права в том, что тетушка-генеральша «похорохорится, похорохорится, да и в кусты», по образному выражению Дарьи Николаевны, так как никаких ни с какой стороны не было заметно враждебных действий, и даже при встрече с родственниками, он видел только их соболезнующие лица, насмешливые улыбки, но не слыхал ни одного резкого, неприятного слова по его и его невесты адресу: о его предполагаемом браке точно не
знали или не
хотели знать — последнее, судя по выражению лиц родственников и даже просто знакомых, было правильнее.
Предусмотрительная Дарья Николаевна, с помощью своих слуг, с Фимкой во главе, разузнала всю подноготную об избранном ею женихе,
знала наперечет всех его московских родственников,
хотя их было очень много, как
знала и то, что главной и близкой родственницей была генеральша Глафира Петровна.
— Зачем такие мысли, душечка… Перестаньте… Глазки такие прекрасные портить… Плакать… Я вам уже сознаюсь, я сама, ох, как была против этого брака…
Знать ничего не
хотела, рвала и метала… Да спасибо умному человеку, надоумил меня, глупую старуху. Посмотрите-де, прежде сами ее, а потом уж и примите то или другое решение… Вот я и посмотрела… Возьмите Глебушку, сделайте только его счастливым!.. Он в вас души не чает… Я видела… Я благословляю…
— Так через неделю, а может раньше надумаю, напишу завещание, соберу всех, чтобы Глебушка с тобой приехал. Он ведь по закону наследник-то мой единственный, ну, да он
знает, что я
хочу сирот облагодетельствовать, сам даже мне эту мысль подал, мне-де не надо, своего хватит, детям и внукам не прожить.
— Делай как
знаешь и… как
хочешь… — с расстановкой сказала Фимка, подчеркнув последние два слова.
— Да я с ним об этом и говорить не буду… Просто
хочу его посмотреть. Твой вкус
узнать, — деланно улыбнулась Салтыкова.
Мы
знаем, какое страшное употребление сделано было из добытого Фимкой через Кузьму снадобья, и
хотя медленное действие зелья заставило Дарью Николаевну прибегнуть к решительной мере, но болезнь Глафиры Петровны все была последствием отравления ее изделием «немца-аптекаря». Болезнь эта сделала смерть ее в глазах московских властей вполне естественной. Сплетня, как мы видели, работала сильно, но истину
знали только три человека: сама Дарья Николаевна Салтыкова, Афимья и Кузьма Терентьев.
Скажем более, союз Дарьи Николаевны Ивановой и Глеба Алексеевича Салтыкова,
хотя и освященный церковью и по внешности носивший все признаки брака, был, в сущности, уродливым, безнравственным явлением — их близость была основана единственно на чувственности, причем даже эта чувственность за последние годы проявлялась лишь в форме вспышек. Вне этих вспышек низменной страсти, супруги, как мы
знаем, прямо-таки ненавидели друг друга.
— Ишь ты, горе-богатырь выискался, да
хочешь ли ты
знать, что сильнее умной бабы и зверя нет…
Хотя Фимка уверяла ее, что Кузьма не
знает ничего, но умная и осторожная Салтыкова не верила и была в этом случае, как мы
знаем, права.
Он не мог не верить Салтыковой,
хотя в первые минуты,
зная ее нрав, у него мелькнула мысль, что барыня строит шутки.
— Садись, садись ближе; эка какой увалень, не
знаешь как с дамами рядом сидеть… Али, может,
знаешь, да со мной не
хочешь… ась?
— Они, чай, все и
знать ее не
хотят… — отпарировала Тамара Абрамовна, не обратив внимание на пущенную по ее адресу «дуру».
Он
знал, что родственники Дарьи Николаевны Салтыковой люди сильные при дворе и
хотя прозывают свою московскую родственницу «несуразной особой», но все же вступятся за честь фамилии и никогда не простят человеку, положившему клеймо позора на их имя,
хотя бы это клеймо было стократ заслужено членом их фамилии.
— Разве ты не
знаешь, что твоя приемная мать и лиходейка Салтыкова уже никому теперь вредить не может, она под арестом и над ней производится строгое следствие. Дело началось по твоему показанию, данному графу Бестужеву… Он был у меня сегодня и передал, что на днях за тобою пришлют от государыни… Ее величество
хочет видеть тебя и порасспросить… Граф, кроме того, передал мне, что ты не возвратишься более в монастырь…
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Нет, на коленях, непременно на коленях! Я
хочу знать, что такое мне суждено: жизнь или смерть.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только,
знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде
хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право, не
знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не
хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не
узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.