Неточные совпадения
Результатом этого разговора было то, что я, мечтавший
прежде,
как все дети, о военной службе и мундире, чуть не плакавший о том, что мой отец хотел из меня сделать статского, вдруг охладел к военной службе и хотя не разом, но мало-помалу искоренил дотла любовь и нежность к эполетам, аксельбантам, лампасам.
Новость эта поразила меня; я никогда
прежде не думал о возможности его смерти; я вырос в большом уважении к Александру и грустно вспоминал,
как я его видел незадолго перед тем в Москве.
Отец мой всякий раз говорил, что в этом году он уедет рано, что ему хочется видеть,
как распускается лист, и никогда не мог собраться
прежде июля.
У самой реки мы встретили знакомого нам француза-гувернера в одной рубашке; он был перепуган и кричал: «Тонет! тонет!» Но
прежде, нежели наш приятель успел снять рубашку или надеть панталоны, уральский казак сбежал с Воробьевых гор, бросился в воду, исчез и через минуту явился с тщедушным человеком, у которого голова и руки болтались,
как платье, вывешенное на ветер; он положил его на берег, говоря: «Еще отходится, стоит покачать».
Прежде мы имели мало долгих бесед. Карл Иванович мешал,
как осенняя муха, и портил всякий разговор своим присутствием, во все мешался, ничего не понимая, делал замечания, поправлял воротник рубашки у Ника, торопился домой, словом, был очень противен. Через месяц мы не могли провести двух дней, чтоб не увидеться или не написать письмо; я с порывистостью моей натуры привязывался больше и больше к Нику, он тихо и глубоко любил меня.
Так оканчивается первая часть нашей юности, вторая начинается тюрьмой. Но
прежде, нежели мы взойдем в нее, надобно упомянуть, в
каком направлении, с
какими думами она застала нас.
После него в комиссии остались одни враги подсудимых под председательством простенького старичка, князя С. М. Голицына, который через девять месяцев так же мало знал дело,
как девять месяцев
прежде его начала. Он хранил важно молчание, редко вступал в разговор и при окончании допроса всякий раз спрашивал...
Русские крестьяне неохотно сажали картофель,
как некогда крестьяне всей Европы,
как будто инстинкт говорил народу, что это дрянная пища, не дающая ни сил, ни здоровья. Впрочем, у порядочных помещиков и во многих казенных деревнях «земляные яблоки» саживались гораздо
прежде картофельного террора. Но русскому правительству то-то и противно, что делается само собою. Все надобно, чтоб делалось из-под палки, по флигельману, по темпам.
Прежде при приказах общественного призрения были воспитательные домы, ничего не стоившие казне. Но прусское целомудрие Николая их уничтожило,
как вредные для нравственности. Тюфяев дал вперед своих денег и спросил министра. Министры никогда и ни за чем не останавливаются, велели отдать малюток, впредь до распоряжения, на попечение стариков и старух, призираемых в богадельне.
…Куда природа свирепа к лицам. Что и что прочувствовалось в этой груди страдальца
прежде, чем он решился своей веревочкой остановить маятник, меривший ему одни оскорбления, одни несчастия. И за что? За то, что отец был золотушен или мать лимфатична? Все это так. Но по
какому праву мы требуем справедливости, отчета, причин? — у кого? — у крутящегося урагана жизни?..
Я свою дожил и плетусь теперь под гору, сломленный и нравственно «изувеченный», не ищу никакой Гаетаны, перебираю старое и память о тебе встретил радостно… Помнишь угольное окно против небольшого переулка, в который мне надобно было заворачивать, ты всегда подходила к нему, провожая меня, и
как бы я огорчился, если б ты не подошла или ушла бы
прежде, нежели мне приходилось повернуть.
Прежде нежели я вполне понял наше отношение и, может, именно оттого, что не понимал его вполне, меня ожидал иной искус, который мне не прошел такой светлой полоской,
как встреча с Гаетаной, искус, смиривший меня и стоивший мне много печали и внутренней тревоги.
Мы застали Р. в обмороке или в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она оставалась одна с детьми в чужом городе, без денег, без близких людей. Сверх того, у ней бывали и
прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная,
как смерть, с холодным лицом и с закрытыми глазами, лежала она в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания в промежутках.
Часто вечером уходил я к Паулине, читал ей пустые повести, слушал ее звонкий смех, слушал,
как она нарочно для меня пела — «Das Mädchen aus der Fremde», под которой я и она понимали другую деву чужбины, и облака рассеивались, на душе мне становилось искренно весело, безмятежно спокойно, и я с миром уходил домой, когда аптекарь, окончив последнюю микстуру и намазав последний пластырь, приходил надоедать мне вздорными политическими расспросами, — не
прежде, впрочем,
как выпивши его «лекарственной» и закусивши герингсалатом, [салатом с селедкой (от нем.
Мы часто говаривали с ним в былые годы о поездке за границу, он знал,
как страстно я желал, но находил бездну препятствий и всегда оканчивал одним: «Ты
прежде закрой мне глаза, потом дорога открыта на все четыре стороны».
— Разве получаса не достаточно, чтобы дойти от Астраковых до Поварской? Мы бы тут болтали с тобой целый час, ну, оно
как ни приятно, а я из-за этого не решился
прежде, чем было нужно, оставить умирающую женщину. Левашова, — прибавил он, — посылает вам свое приветствие, она благословила меня на успех своей умирающей рукой и дала мне на случай нужды теплую шаль.
Каких чудес на свете не видится, Natalie! Я,
прежде чем получил последнюю твою записку, отвечал тебе на все вопросы. Я слышал, ты больна, грустна. Береги себя, пей с твердостью не столько горькую, сколько отвратительную чашу, которую наполняют тебе благодетельные люди.
— Да
как же, записка была представлена и дело кончено
прежде, чем вы со мной говорили?
— Я вам, генерал, скажу то, что сказал г. Сахтынскому, я не могу себе представить, чтобы меня выслали только за то, что я повторил уличный слух, который, конечно, вы слышали
прежде меня, а может, точно так же рассказывали,
как я.
Мы знаем,
как природа распоряжается с личностями: после,
прежде, без жертв, на грудах трупов — ей все равно, она продолжает свое или так продолжает, что попало — десятки тысяч лет наносит какой-нибудь коралловый риф, всякую весну покидая смерти забежавшие ряды. Полипы умирают, не подозревая, что они служили прогрессу рифа.
Называемый (le N-é, то есть nommé, но это не значит „вышеупомянутый“, потому что
прежде обо мне не говорится, это только безграмотная попытка
как можно грубее обозначить человека) Герцен, Александр, 40 лет (два года прибавили), русский подданный, живущий там-то, обязан оставить немедленно Париж по объявлении сего и в наискорейшем времени выехать из пределов Франции.
Ледрю-Роллен сначала, потом полковник Фрапполи
как представитель мацциниевской партии заплатили большие деньги, но не спасли «Реформу». Все резкие органы социализма и республики были убиты этим средством. В том числе, и в самом начале, Прудонов «Le Representant du Peuple», потом его же «Le Peuple».
Прежде чем оканчивался один процесс, начинался другой.