Неточные совпадения
Записки эти не первый опыт. Мне было лет двадцать пять, когда я
начинал писать что-то вроде воспоминаний. Случилось это так: переведенный из Вятки во Владимир — я ужасно скучал. Остановка перед Москвой дразнила меня, оскорбляла; я был
в положении человека, сидящего на последней станции без лошадей!
Огарев еще прежде меня окунулся
в мистические волны.
В 1833 он
начинал писать текст для Гебелевой [Г е б е л ь — известный композитор того времени. (Прим. А. И. Герцена.)] оратории «Потерянный рай». «
В идее потерянного рая, —
писал мне Огарев, — заключается вся история человечества!» Стало быть,
в то время и он отыскиваемый рай идеала принимал за утраченный.
Кетчер
писал мне: «От старика ничего не жди». Этого-то и надо было. Но что было делать, как
начать? Пока я обдумывал по десяти разных проектов
в день и не решался, который предпочесть, брат мой собрался ехать
в Москву.
Отец мой обыкновенно
писал мне несколько строк раз
в неделю, он не ускорил ни одним днем ответа и не отдалил его, даже
начало письма было как всегда.
Славянофилы, с своей стороны,
начали официально существовать с войны против Белинского; он их додразнил до мурмолок и зипунов. Стоит вспомнить, что Белинский прежде
писал в «Отечественных записках», а Киреевский
начал издавать свой превосходный журнал под заглавием «Европеец»; эти названия всего лучше доказывают, что вначале были только оттенки, а не мнения, не партии.
Когда я взошел
в его кабинет, он сидел
в мундирном сертуке без эполет и, куря трубку,
писал. Он
в ту же минуту встал и, прося меня сесть против него,
начал следующей удивительной фразой...
Правда того времени так, как она тогда понималась, без искусственной перспективы, которую дает даль, без охлаждения временем, без исправленного освещения лучами, проходящими через ряды других событий, сохранилась
в записной книге того времени. Я собирался
писать журнал,
начинал много раз и никогда не продолжал.
В день моего рождения
в Новгороде Natalie подарила мне белую книгу,
в которой я иногда
писал, что было на сердце или
в голове.
Грановский и мы еще кой-как с ними ладили, не уступая
начал; мы не делали из нашего разномыслия личного вопроса. Белинский, страстный
в своей нетерпимости, шел дальше и горько упрекал нас. «Я жид по натуре, —
писал он мне из Петербурга, — и с филистимлянами за одним столом есть не могу… Грановский хочет знать, читал ли я его статью
в „Москвитянине“? Нет, и не буду читать; скажи ему, что я не люблю ни видеться с друзьями
в неприличных местах, ни назначать им там свидания».
Неточные совпадения
За десять лет до прибытия
в Глупов он
начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) — большой, высший.] армии и флотов по всему лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый день прибавлял к нему по одной строчке.
— Да, я
пишу вторую часть Двух
Начал, — сказал Голенищев, вспыхнув от удовольствия при этом вопросе, — то есть, чтобы быть точным, я не
пишу еще, но подготовляю, собираю материалы. Она будет гораздо обширнее и захватит почти все вопросы. У нас,
в России, не хотят понять, что мы наследники Византии, —
начал он длинное, горячее объяснение.
В конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он
писал ей, прося прощения
в том, что не обдумал всего, и обещал приехать при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до
начала июня Дарья Александровна жила одна
в деревне.
— Не обращайте внимания, — сказала Лидия Ивановна и легким движением подвинула стул Алексею Александровичу. — Я замечала… —
начала она что-то, как
в комнату вошел лакей с письмом. Лидия Ивановна быстро пробежала записку и, извинившись, с чрезвычайною быстротой
написала и отдала ответ и вернулась к столу. — Я замечала, — продолжала она начатый разговор, — что Москвичи,
в особенности мужчины, самые равнодушные к религии люди.
Но Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи устранен от прямого участия
в правительственной деятельности, яснее чем прежде видел теперь недостатки и ошибки
в деятельности других и считал своим долгом указывать на средства к исправлению их. Вскоре после своей разлуки с женой он
начал писать свою первую записку о новом суде из бесчисленного ряда никому ненужных записок по всем отраслям управления, которые было суждено
написать ему.