Неточные совпадения
— Дуня
была на верху счастия; она на Глафиру Львовну смотрела
как на ангела; ее благодарность
была без малейшей примеси
какого бы то ни
было неприязненного чувства; она даже не обижалась тем, что дочь отучали
быть дочерью; она видела ее в кружевах, она видела ее в барских покоях — и
только говорила: «Да отчего это моя Любонька уродилась такая хорошая, — кажись, ей и нельзя надеть другого платьица; красавица
будет!» Дуня обходила все монастыри и везде служила заздравные молебны о доброй барыне.
Но страшное однообразие убивает московские гулянья:
как было в прошлом году, так в нынешнем и в будущем;
как тогда с вами встретился толстый купец в великолепном кафтане с чернозубой женой, увешанной всякими драгоценными каменьями, так и нынче непременно встретится —
только кафтан постарше, борода побелее, зубы у жены почернее, — а все встретится;
как тогда встретился хват с убийственными усами и в шутовском сюртуке, так и нынче встретится, несколько исхудалый;
как тогда водили на гулянье подагрика, покрытого нюхательным табаком, так и нынче его поведут…
Молодой доктор
был мастер лечить женские болезни; пациентки
были от него без ума; лечил он от всего пиявками и красноречиво доказывал, что не
только все болезни — воспаление, но и жизнь
есть не что иное,
как воспаление материи; о Круциферском он отзывался с убийственным снисхождением; словом, он вошел в моду.
Антон Фердинандович
был именно профессор-патрон: он в самом деле любил Круциферского, но
только не рисковал своими деньгами,
как мы видели, — а рекомендацию всегда
был готов дать.
Глафира Львовна, не понимая хорошенько бегства своего Иосифа и прохладив себя несколько вечерним воздухом, пошла в спальню, и,
как только осталась одна, то
есть вдвоем с Элизой Августовной, она вынула письмо; ее обширная грудь волновалась; она дрожащими перстами развернула письмо, начала читать и вдруг вскрикнула,
как будто ящерица или лягушка, завернутая в письмо, скользнула ей за пазуху.
Алексис не
был одарен способностью особенно быстро понимать дела и обсуживать их. К тому же он
был удивлен не менее,
как в медовый месяц после свадьбы, когда Глафира Львовна заклинала его могилой матери, прахом отца позволить ей взять дитя преступной любви. Сверх всего этого, Негров хотел смертельно спать; время для доклада о перехваченной переписке
было дурно выбрано: человек сонный может
только сердиться на того, кто ему мешает спать, — нервы действуют слабо, все находится под влиянием устали.
Мне там, внизу, почтеннейший мой, говорят: «Хочет-де жениться», — ушам не верю; ну, ведь малый, думаю, не глупый, я же его и из Москвы привез… не верю; пойду посмотрю; так и
есть: усиленный и неравномерный; да при этом пульсе не
только жениться, а черт знает
каких глупостей можно наделать.
У него
был только один соперник — инспектор врачебной управы Крупов, и председатель как-то действительно конфузился при нем; но авторитет Крупова далеко не
был так всеобщ, особенно после того,
как одна дама губернской аристократии, очень чувствительная и не менее образованная, сказала при многих свидетелях: «Я уважаю Семена Ивановича; но может ли человек понять сердце женщины, может ли понять нежные чувства души, когда он мог смотреть на мертвые тела и, может
быть, касался до них рукою?» — Все дамы согласились, что не может, и решили единогласно, что председатель уголовной палаты, не имеющий таких свирепых привычек, один способен решать вопросы нежные, где замешано сердце женщины, не говоря уже о всех прочих вопросах.
Он
был, по их речам, и страшен и злонравен. И, верно, Душенька с чудовищем жила. Советы скромности в сей час она забыла, Сестры ли в том виной, судьба ли то, иль рок, Иль Душенькин то
был порок, Она, вздохнув, сестрам открыла, Что
только тень одну в супружестве любила, Открыла,
как и где приходит тень на срок, И происшествия подробно рассказала, Но
только лишь сказать не знала, Каков и кто ее супруг, Колдун, иль змей, иль бог, иль дух.
— Нет; под конец он что-то по-французски
только ввернул. Признаюсь,
как я посмотрел на эту выходку, так знаете, что пришло в голову: вот мы с Осипом Евсеичем
будем все еще так же сидеть наперекоски у четвертого стола, а он переедет вон туда, — он показал на директорскую.
… Одно письмо
было с дороги, другое из Женевы. Оно оканчивалось следующими строками: «Эта встреча, любезная маменька, этот разговор потрясли меня, — и я,
как уже писал вначале, решился возвратиться и начать службу по выборам. Завтра я еду отсюда, пробуду с месяц на берегах Рейна, оттуда — прямо в Тауроген, не останавливаясь… Германия мне страшно надоела. В Петербурге, в Москве я
только повидаюсь с знакомыми и тотчас к вам, милая матушка, к вам в Белое Поле».
Очень замечательная вещь, что
есть добрые люди, считающие нас вообще и провинциалов в особенности патриархальными, по преимуществу семейными, а мы нашу семейную жизнь не умеем перетащить через порог образования, и еще замечательнее, может
быть, что, остывая к семейной жизни, мы не пристаем ни к
какой другой; у нас не личность, не общие интересы развиваются, а
только семья глохнет.
В семейной жизни у нас какая-то формальная официальность; то
только в ней и
есть, что показывается,
как в театральной декорации, и не брани муж свою жену да не притесняй родители детей, нельзя
было бы и догадаться, что́ общего имеют эти люди и зачем они надоедают друг другу, а живут вместе.
— Я люблю детей, — продолжал старик, — да я вообще люблю людей, а
был помоложе — любил и хорошенькое личико и, право,
был раз пять влюблен, но для меня семейная жизнь противна. Человек может жить
только один спокойно и свободно. В семейной жизни,
как нарочно, все сделано, чтоб живущие под одной кровлей надоедали друг другу, — поневоле разойдутся; не живи вместе — вечная нескончаемая дружба, а вместе тесно.
Варвара Карповна не
была красавица, но в ней
была богатая замена красоты, это нечто, се quelque chose, которое,
как букет хорошего вина, существует
только для понимающего, и это нечто, еще не развитое, пророческое, предсказывающее, в соединении с юностью, которая все румянит, все красит, — придавало ей особую, тонкую, нежную, не всем доступную прелесть.
Максютка
был очень не в духе: он
только было готовился запереть дамку и уже поставил грязный палец на шашку, чтобы ее двинуть,
как барыня отворила дверь.
Десять раз Григорий обращался к нему с вопросом, и он отвечал «все равно», и действительно в эту минуту ему
было не
только все равно,
какое пальто надеть на дорогу, а даже по
какой дороге ехать, в Париж или Тобольск.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется
только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко.
Как бы я
был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Анна Андреевна. Ему всё бы
только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы
только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси
только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так,
как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Хлестаков. Черт его знает, что такое,
только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (
Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно
как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать, что он такое и в
какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)