Неточные совпадения
Позднее во
время всяких студенческих беспорядков обязательно хоть пару стекол разбивали в «Московских ведомостях», а в Татьянин
день повторялись перед редакцией кошачьи концерты мирного характера.
Составилась работоспособная редакция, а средств для издания было мало. Откликнулся на поддержку идейной газеты крупный железнодорожник В.К. фон Мекк и дал необходимую крупную сумму. Успех издания рос. Начали приглашаться лучшие силы русской литературы, и 80-е годы можно считать самым блестящим
временем газеты, с каждым
днем все больше и больше завоевывавшей успех. Действительно, газета составлялась великолепно и оживилась свежестью информации, на что прежде мало обращалось внимания.
Помню такой случай: из конторы богатой фирмы Бордевиль украли двадцатипудовый несгораемый шкаф с большими деньгами. Кража, выходящая из ряда обыкновенных: взломали двери и увезли шкаф из Столешникова переулка — самого людного места — в августе месяце среди белого
дня. Полицию поставили на ноги, сыскнушка разослала агентов повсюду,
дело вел знаменитый в то
время следователь по особо важным
делам Кейзер, который впоследствии вел расследование событий Ходынки, где нам пришлось опять с ним встретиться.
Я привожу здесь маленький кусочек из этой поездки, но самое описание холерных ужасов интересно было в то
время для газетной статьи, а теперь интереснее припомнить кое-что из подробностей тех
дней, припомнить то, что уж более никогда не повторится, — и людей таких нет, и быт совсем другой стал.
До сего
времени не знаю, был ли это со мной приступ холеры (заразиться можно было сто раз) или что другое, но этим
дело не кончилось, а вышло нечто смешное и громкое, что заставило упомянуть мою фамилию во многих концах мира, по крайней мере в тех, где получалась английская газета, выходившая в миллионах экземпляров.
Вот тогда еще узнал я о казни на Болоте — рылся у нас в архивах, хотел в Москву ехать, куда донские
дела того
времени были от нас отосланы, а как случилась беда — все бросил!
Ров шириной сажен в тридцать, с обрывистыми берегами, отвесной стеной, где глиняной, где песчаной, с изрытым неровным
дном, откуда долгое
время брали песок и глину для нужд столицы.
Ударил ли он шашкой слона или только замахнулся, но Мамлик остервенел и бросился за городовым, исчезнувшим в двери будки. Подняв хобот, слон первым
делом сорвал навес крыльца, сломал столбы и принялся за крышу, по
временам поднимая хобот и трубя. Городовой пытался спастись в заднее окно, но не мог вылезть: его толстая фигура застряла, и он отчаянно вопил о помощи.
«Московские ведомости» то и
дело писали доносы на радикальную газету, им вторило «Новое
время» в Петербурге, и, наконец, уже после 1 марта 1881 года посыпались кары: то запретят розницу, то объявят предупреждение, а в следующем, 1882, году газету закрыли административной властью на шесть месяцев — с апреля до ноября. Но И.И. Родзевич был неисправим: с ноября газета стала выходить такой же, как и была, публика отозвалась, и подписка на 1883 год явилась блестящей.
«Новости
дня» вышли 1 июня 1883 года, издатель их Абрам Яковлевич Липскеров в это
время был стенографом у М.Н. Каткова в «Московских ведомостях».
В «Новостях
дня» я за все
время их существования постоянно почти не работал, но первые годы по усиленной просьбе А.Я. Липскерова помочь ему давал иногда интересный материал, и он действительно платил, как умел.
Она была родная мать В.М. Дорошевича, но не признавала его за своего сына, а он ее за свою мать, хотя в «Новостях
дня» некоторое
время он служил корректором и давал кое-какие репортерские заметки.
Дело пошло. Деньги потекли в кассу, хотя «Новости
дня» имели подписчиков меньше всех газет и шли только в розницу, но вместе с «пюблисите» появились объявления, и расцвел А.Я. Липскеров. Купил себе роскошный особняк у Красных Ворот. Зеркальные стекла во все окно, сад при доме, дорогие запряжки, роскошные обеды и завтраки, — все
время пьют и едят. Ложа в театре, ложа на скачках, ложа на бегах.
Н.И. Пастухов, рыскавший целый
день, дознался, что манифест печатается в Синодальной типографии, на Никольской. Он познакомился с курьерами и околачивался все
время в швейцарской и ждал, когда повезут отпечатанный манифест во дворец.
Это жесточайшее
время реакции отразилось первым
делом на печати: получить разрешение на газету или журнал было почти невозможно.
Приложив к прошению законное количество гербовых марок, я послал его в главное управление по
делам печати, ходатайствуя о разрешении журнала. «Скоро сказка говорится,
дело мешкотно творится» — есть поговорка. Через долгое
время я получил ответ из главного управления о представлении документов о моем образовательном цензе.
Во
время затеи с «Ласточкой» одновременно я был уже редактором «Журнала спорта», который был разрешен тем же самым главным управлением по
делам печати.
Начальником главного управления по
делам печати в эти
времена был профессор Московского университета Н.А. Зверев, который сам был действительным членом Общества любителей российской словесности и, конечно, знал, что в члены Общества избираются только лица, известные своими научными и литературными трудами.
А.П. Сухов, которому к этому
времени исполнилось двадцать шесть лет, оставил богомаза, нанял комнатку за три рубля в месяц на Козихе и принялся за работу. Читал, учился по вечерам, начав с грамматики, а
днем писал образа по заказу купцов.
В первое
время, когда «Будильник» перешел к чиновнику В.Д. Левинскому, который забрал в свои руки
дело и начал вымарщивать копейки, сведя гонорар до минимума и посылая агентов собирать объявления для журнала, еще держались старые редакционные традиции: были веселые «субботы» сотрудников.
Журнал шел без убытка, но коммерческие
дела Н.Н. Соедова как-то запутались, и ему пришлось продать журнал. В это
время этот ловкий делец и нашел Н.И. Пастухова, которого — все дивились — сумел уговорить приобрести у него издание.
Время от
времени отрываясь от судебных и общественных
дел, сам Н.Л. Казецкий становился во главе газеты — в редакции гремел гром и сверкали молнии.
«Курьер» вступил в четвертый год издания. В редакции шли какие-то недоразумения. Редактировал газету некоторое
время В.П. Потемкин, сыпались кары на газету — цензура становилась злее с каждым
днем.
Номера, отбираемые полицией, продавались в тот же
день газетчиками по рублю, а ходовой сообразительный оптовик-газетчик Анисимов, имевший свою лавочку в Петровских линиях, нажил на этом деньги, долгое
время торгуя «Курьером» из-под полы.
Я жил в Гиляевке только летом, да и то часто уезжал по редакционным
делам. Во
время моих приездов мы нередко вместе обедали и ужинали то у В.М. Лаврова, то у В.А. Гольцева, то у меня.
Я всегда вспоминал эти слова не вовремя. Надо было бы их вспомнить и на другой
день, на каком-то торжественном обеде, где я проговорил то, что было не по месту и не по
времени, да еще пустил какой-то экспромт про очень высокопоставленную особу.
В конце концов фирма щедро расплатилась с татарами, помогла пострадавшим, отправила семьи на родину и еще шире развила торговое
дело, конечно, понеся стотысячные убытки первое
время.
Во
время выставки, на другой
день раздачи наград, проездом на Кавказ, от поезда до поезда, остановился, чтобы ее посетить, Владимир Иванович Ковалевский, мой старый знакомый по Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году. Он в это
время занимал пост товарища министра финансов.
Проверять мои слова, конечно, никому не приходило в голову, а о паспорте в те
времена и в тех местах вообще никто и не спрашивал, да он никому и не был нужен. Судили и ценили человека по работе, а не по бумагам. Молнией сверкнули в памяти
дни, проведенные мною в зимовнике, и вся обстановка жизни в нем.