Неточные совпадения
Много легенд ходило о Сухаревой башне:
и «колдун Брюс» делал там золото из свинца,
и черная
книга, написанная дьяволом, хранилась в ее тайниках. Сотни разных легенд — одна нелепее другой.
Я садился обыкновенно направо от входа, у окна, за хозяйский столик вместе с Григорьевым
и беседовал с ним часами. То
и дело подбегал к столу его сын, гимназист-первоклассник, с восторгом показывал купленную им на площади
книгу (он увлекался «путешествиями»), брал деньги
и быстро исчезал, чтобы явиться с новой
книгой.
Любили букинисты
и студенческую бедноту, делали для нее всякие любезности. Приходит компания студентов, человек пять,
и общими силами покупают одну
книгу или издание лекций совсем задешево,
и все учатся по одному экземпляру. Или брали напрокат
книгу, уплачивая по пятачку в день. Букинисты давали
книги без залога,
и никогда
книги за студентами не пропадали.
Всем букинистам был известен один собиратель, каждое воскресенье копавшийся в палатках букинистов
и в разваленных на рогожах
книгах, оставивший после себя ценную библиотеку.
И рассчитывался он всегда неуклонно так: сторгует, положим,
книгу, за которую просили пять рублей, за два рубля, выжав все из букиниста,
и лезет в карман. Вынимает два кошелька, из одного достает рубль, а из другого вываливает всю мелочь
и дает один рубль девяносто три копейки.
Знают эту его систему букинисты, знают, что ни за что не добавит,
и отдают
книгу.
Знали еще букинисты одного курьезного покупателя. Долгое время ходил на Сухаревку старый лакей с аршином в руках
и требовал
книги в хороших переплетах
и непременно известного размера. За ценой не стоял. Его чудак барин, разбитый параличом
и не оставлявший постели, таким образом составлял библиотеку, вид которой утешал его.
«Развлечение», модный иллюстрированный журнал того времени, целый год печатал на заглавном рисунке своего журнала центральную фигуру пьяного купца,
и вся Москва знала, что это Миша Хлудов, сын миллионера — фабриканта Алексея Хлудова, которому отведена печатная страничка в словаре Брокгауза, как собирателю знаменитой хлудовской библиотеки древних рукописей
и книг, которую описывали известные ученые.
Все старшие служащие носили имена героев
и государственных людей: Скобелев, Гурко, Радецкий, Александр Македонский
и так далее. Они отвечали только на эти прозвища, а их собственные имена были забыты. Так
и в
книгах жалованье писалось...
Раскроет
книгу жильцов, посмотрит отметки в общежитии
и, если есть вакансия, даст записку.
Потом к этому куплету стали присоединяться
и другие. В первоначальном виде эта поэма была напечатана в 1878 году в журнале «Вперед»
и вошла в первое издание его
книги «Звездные песни», за которую в 1912 году Н. А Морозова посадили в Двинскую крепость. В переделанном виде эта поэма была потом напечатана под названием «Шлиссельбургский узник».
Было
и еще одно занятие у пожарных. Впрочем, не у всех, а только у Сущевской части: они жгли запрещенные цензурой
книги.
— Почему автор этой
книги открывает только дурные стороны клубов, а не описывает подробно их полезную общественную
и просветительную деятельность?
В
книге Семеникова (Госиздат, 1921 г.) «Книгоиздательская деятельность Н.
И. Новикова» среди перечисленных изданий упоминается
книга, автором которой значится В. В. Чичагов. Это имя напомнило мне многое.
Чем бы это окончилось — неизвестно, но тут же в клубе находился М. Н. Катков, редактор «Русского вестника»
и «Московских ведомостей», который, узнав, в чем дело, выручил Л. Н. Толстого, дав ему взаймы тысячу рублей для расплаты. А в следующей
книге «Русского вестника» появилась повесть Толстого «Казаки».
Даже в моей первой
книге о «Москве
и москвичах» я ни разу
и нигде словом не обмолвился
и никогда бы не вспомнил ни их, ни ту обстановку, в которой жили банщики, если бы один добрый человек меня носом не ткнул, как говорится,
и не напомнил мне одно слово, слышанное мною где-то в глухой деревушке не то бывшего Зарайского, не то бывшего Коломенского уезда; помню одно лишь, что деревня была вблизи Оки, куда я часто в восьмидесятых годах ездил на охоту.
— Вас я десятки лет знаю
и последние
книги ваши перечитал… Уж извините, что позволю себе вас побеспокоить.
— Вы всей Москве должны!.. В ваших
книгах обо всей Москве написали
и ни слова не сказали о банях. А ведь Москва без бань — не Москва! А вы Москву знаете,
и грех вам не написать о нас, старых москвичах. Вот мы
и просим вас не забыть бань.
Зато «фабрикаторы народных
книг», книжники
и издатели с Никольской, собирались в трактире Колгушкина на Лубянской площади,
и отсюда шло «просвещение» сермяжной Руси.
Каждая из этих фирм ежегодно издавала по десяти
и более «званий», то есть наименований
книг, — от листовки до книжки в шесть
и более листов, в раскрашенной обложке, со страшным заглавием
и ценою от полутора рублей за сотню штук.
Сторгуются,
и сочинитель через две недели приносит
книгу.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть
книг,
и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки,
и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом
и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Аммос Федорович. Нет, нет! Вперед пустить голову, духовенство, купечество; вот
и в
книге «Деяния Иоанна Масона»…
Была тут также лавочка // С картинами
и книгами, // Офени запасалися // Своим товаром в ней.
«А статских не желаете?» // — Ну, вот еще со статскими! — // (Однако взяли — дешево! — // Какого-то сановника // За брюхо с бочку винную //
И за семнадцать звезд.) // Купец — со всем почтением, // Что любо, тем
и потчует // (С Лубянки — первый вор!) — // Спустил по сотне Блюхера, // Архимандрита Фотия, // Разбойника Сипко, // Сбыл
книги: «Шут Балакирев» //
И «Английский милорд»…
Эх! эх! придет ли времечко, // Когда (приди, желанное!..) // Дадут понять крестьянину, // Что розь портрет портретику, // Что
книга книге розь? // Когда мужик не Блюхера //
И не милорда глупого — // Белинского
и Гоголя // С базара понесет? // Ой люди, люди русские! // Крестьяне православные! // Слыхали ли когда-нибудь // Вы эти имена? // То имена великие, // Носили их, прославили // Заступники народные! // Вот вам бы их портретики // Повесить в ваших горенках, // Их
книги прочитать…