Неточные совпадения
— Вот потому двадцать
годов и
стою там на посту, а то и дня не простоишь, пришьют! Конечно, всех знаю.
На дворе огромного владения Ляпиных сзади особняка
стояло большое каменное здание, служившее когда-то складом под товары, и его в конце семидесятых
годов Ляпины перестроили в жилой дом, открыв здесь бесплатное общежитие для студентов университета и учеников Училища живописи и ваяния.
На столе
стоят старинные гербовые квинтеля с водками, чарочки с ручками и без ручек — все это десятками
лет собиралось В. Е. Шмаровиным на Сухаревке.
Во дворе дома Училища живописи во флигельке, где была скульптурная мастерская Волнухина, много
лет помещалась столовка, занимавшая две сводчатые комнаты, и в каждой комнате
стояли чисто-начисто вымытые простые деревянные столы с горами нарезанного черного хлеба. Кругом на скамейках сидели обедавшие.
Но лучшие были у «Эрмитажа», платившие городу за право
стоять на бирже до пятисот рублей в
год. На других биржах — по четыреста.
Уже много
лет спустя его сын, продолжавший отцовское дело, воздвиг на месте двухэтажного дома тот большой, что
стоит теперь, и отделал его на заграничный манер, устроив в нем знаменитую некогда «филипповскую кофейную» с зеркальными окнами, мраморными столиками и лакеями в смокингах…
По одному виду можно было понять, что каждому из них ничего не
стоит остановить коня на полном карьере, прямо с седла ринуться на матерого волка, задержанного на
лету доспевшей собакой, налечь на него всем телом и железными руками схватить за уши, придавить к земле и держать, пока не сострунят.
В приемной Английского клуба теперь
стоит узкая железная клетка. В ней везли Емельяна с Урала до Москвы и выставляли на площадях и базарах попутных городов «на позорище и устрашение» перед толпами народа, еще так недавно шедшего за ним. В этой клетке привезли его и на Болотную площадь и 16 января 1775
года казнили.
На том самом месте, где
стоит теперь клетка, сто
лет тому назад
стоял сконфуженный автор «Истории Пугачевского бунта» — великий Пушкин.
Рядом с Екатерининской больницей
стоял прекрасный старинный особняк. До самой Октябрьской революции он принадлежал князю Волконскому, к которому перешел еще в пятидесятых
годах от князя Мещерского.
Говоря об этом особняке, нельзя не вспомнить, что через дом от него
стоял особняк, имевший романтическую историю. Ранее он принадлежал капитану Кречетникову, у которого в 1849
году его купил титулярный советник А. В. Сухово-Кобылин.
Бывали здесь богатые купеческие свадьбы, когда около дома
стояли чудные запряжки; бывали и небогатые, когда
стояли вдоль бульвара кареты, вроде театральных, на клячах которых в обыкновенное время возили актеров императорских театров на спектакли и репетиции. У этих карет иногда проваливалось дно, и ехавшие бежали по мостовой, вопя о спасении… Впрочем, это было безопасно, потому что заморенные лошади еле двигались… Такой случай в восьмидесятых
годах был на Петровке и закончился полицейским протоколом.
Только раз в неделю, в воскресенье, слуги сводили старуху по беломраморной лестнице и усаживали в запряженную шестеркой старых рысаков карету, которой правил старик кучер, а на запятках
стояли два ветхих лакея в шитых ливреях, и на левой лошади передней пары мотался верхом форейтор, из конюшенных «мальчиков», тоже
лет шестидесяти.
По другую сторону Тверской
стоял за решеткой пустовавший огромный дом, выстроенный еще при Екатерине II вельможей Прозоровским и в сороковых
годах очутившийся в руках богатого помещика Гурьева, который его окончательно забросил. Дом
стоял с выбитыми окнами и провалившейся крышей. Впоследствии, в восьмидесятых
годах, в этом доме был «Пушкинский театр» Бренко.
Снаряжают мальчонку чуть грамотного, дают ему две пары лаптей, казинетовую поддевку, две перемены домотканого белья и выхлопатывают паспорт, в котором приходилось прибавлять
года, что
стоило денег.
После спектакля
стояла очередью театральная публика. Слава Тестова забила Турина и «Саратов». В 1876
году купец Карзинкин купил трактир Турина, сломал его, выстроил огромнейший дом и составил «Товарищество Большой Московской гостиницы», отделал в нем роскошные залы и гостиницу с сотней великолепных номеров. В 1878
году открылась первая половина гостиницы. Но она не помешала Тестову, прибавившему к своей вывеске герб и надпись: «Поставщик высочайшего двора».
Неизменными посетителями этого трактира были все московские сибиряки. Повар, специально выписанный Лопашовым из Сибири, делал пельмени и строганину. И вот как-то в восьмидесятых
годах съехались из Сибири золотопромышленники самые крупные и обедали по-сибирски у Лопашова в этой самой «избе», а на меню
стояло: «Обед в стане Ермака Тимофеевича», и в нем значилось только две перемены: первое — закуска и второе-«сибирские пельмени».
Там, где до 1918
года было здание гостиницы «Националь», в конце прошлого века
стоял дом постройки допетровских времен, принадлежавший Фирсанову, и в нижнем этаже его был излюбленный палаточными торговцами Охотного ряда трактир «Балаклава» Егора Круглова.
На Тверской, против Брюсовского переулка, в семидесятые и в начале восьмидесятых
годов, почти рядом с генерал-губернаторским дворцом,
стоял большой дом Олсуфьева — четырехэтажный, с подвальными этажами, где помещались лавки и винный погреб. И лавки и погребок имели два выхода: на улицу и во двор — и торговали на два раствора.
В такой же колеснице
стоял на Большом театре другой «кучер» — с лирой в руках — Аполлон. Обе группы были очень однотипны, потому что как ворота, так и Большой театр архитектор Бове строил одновременно, в двадцатых
годах прошлого столетия.
Десять
лет стоял он, сложа руки, где-нибудь у колонны, у дерева на бульваре, в залах и театрах, в клубе и — воплощенным veto, [запретом (лат.).] живой протестацией смотрел на вихрь лиц, бессмысленно вертевшихся около него, капризничал, делался странным, отчуждался от общества, не мог его покинуть, потом сказал свое слово, спокойно спрятав, как прятал в своих чертах, страсть под ледяной корой.
Неточные совпадения
Сто
лет зима бессменная //
Стояла.
Грозит беда великая // И в нынешнем
году: // Зима
стояла лютая, // Весна
стоит дождливая, // Давно бы сеять надобно, // А на полях — вода!
Константинополь, бывшая Византия, а ныне губернский город Екатериноград,
стоит при излиянии Черного моря в древнюю Пропонтиду и под сень Российской Державы приобретен в 17…
году, с распространением на оный единства касс (единство сие в том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санкт-Петербурге употребление себе находить должны).
Шли они по ровному месту три
года и три дня, и всё никуда прийти не могли. Наконец, однако, дошли до болота. Видят,
стоит на краю болота чухломец-рукосуй, рукавицы торчат за поясом, а он других ищет.
— Это в прошлом
году, как мы лагерем во время пожара
стояли, так в ту пору всякого скота тут довольно было! — объяснил один из стариков.