Неточные совпадения
Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым — наверное не могу сказать,
кто делает, бог
их знает, я никогда не носил таких косынок.
— Позвольте прежде
узнать, с
кем имею честь говорить? — сказал Ноздрев, подходя к
нему ближе.
Откуда возьмется и надутость и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и придумывать, с
кем и как, и сколько нужно говорить, как на
кого смотреть, всякую минуту будет бояться, чтобы не сказать больше, чем нужно, запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выдет просто черт
знает что!» Здесь
он несколько времени помолчал и потом прибавил: «А любопытно бы
знать, чьих она? что, как ее отец? богатый ли помещик почтенного нрава или просто благомыслящий человек с капиталом, приобретенным на службе?
— Да
кого же знакомого? Все мои знакомые перемерли или раззнакомились. Ах, батюшка! как не иметь, имею! — вскричал
он. — Ведь знаком сам председатель, езжал даже в старые годы ко мне, как не
знать! однокорытниками были, вместе по заборам лазили! как не знакомый? уж такой знакомый! так уж не к
нему ли написать?
Один раз, возвратясь к себе домой,
он нашел на столе у себя письмо; откуда и
кто принес
его, ничего нельзя было
узнать; трактирный слуга отозвался, что принесли-де и не велели сказывать от
кого.
В анониме было так много заманчивого и подстрекающего любопытство, что
он перечел и в другой и в третий раз письмо и наконец сказал: «Любопытно бы, однако ж,
знать,
кто бы такая была писавшая!» Словом, дело, как видно, сделалось сурьезно; более часу
он все думал об этом, наконец, расставив руки и наклоня голову, сказал: «А письмо очень, очень кудряво написано!» Потом, само собой разумеется, письмо было свернуто и уложено в шкатулку, в соседстве с какою-то афишею и пригласительным свадебным билетом, семь лет сохранявшимся в том же положении и на том же месте.
Конечно, почтмейстер и председатель и даже сам полицеймейстер, как водится, подшучивали над нашим героем, что уж не влюблен ли
он и что мы
знаем, дескать, что у Павла Ивановича сердечишко прихрамывает,
знаем,
кем и подстрелено; но все это никак
его не утешало, как
он ни пробовал усмехаться и отшучиваться.
Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего, на
ком бы выместить свою досаду, например, на слуге, на чиновнике, нам подведомственном, который в пору подвернулся, на жене или, наконец, на стуле, который швырнется черт
знает куда, к самым дверям, так что отлетит от
него ручка и спинка: пусть, мол,
его знает, что такое гнев.
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову; однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что
они еще не
знают,
кто таков на самом деле есть Чичиков, что
он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что
он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь
его, то задумались еще более: стало быть, жизнь
его была в опасности, стало быть,
его преследовали, стало быть,
он ведь сделал же что-нибудь такое… да
кто же
он в самом деле такой?
Решено было еще сделать несколько расспросов тем, у которых были куплены души, чтобы, по крайней мере,
узнать, что за покупки, и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и не объяснил ли
он кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскользь как-нибудь настоящих своих намерений, и не сказал ли
он кому-нибудь о том,
кто он такой.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому,
кто ни аза не
знает, да ведет себя похвально; а в
ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя
он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что
он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением в лице и в глазах, как в том училище, где
он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один из учеников в течение круглого года не кашлянул и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было
узнать, был ли
кто там или нет.
Где же тот,
кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед?
кто,
зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы
ему благодарный русский человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить
его, это всемогущее слово.
При ней как-то смущался недобрый человек и немел, а добрый, даже самый застенчивый, мог разговориться с нею, как никогда в жизни своей ни с
кем, и — странный обман! — с первых минут разговора
ему уже казалось, что где-то и когда-то
он знал ее, что случилось это во дни какого-то незапамятного младенчества, в каком-то родном доме, веселым вечером, при радостных играх детской толпы, и надолго после того как-то становился
ему скучным разумный возраст человека.
— Ну, расспросите у
него, вы увидите, что… [В рукописи четыре слова не разобрано.] Это всезнай, такой всезнай, какого вы нигде не найдете.
Он мало того что
знает, какую почву что любит,
знает, какое соседство для
кого нужно, поблизости какого леса нужно сеять какой хлеб. У нас у всех земля трескается от засух, а у
него нет.
Он рассчитает, насколько нужно влажности, столько и дерева разведет; у
него все играет две-три роли: лес лесом, а полю удобренье от листьев да от тени. И это во всем так.
— Ведь я тебе на первых порах объявил. Торговаться я не охотник. Я тебе говорю опять: я не то, что другой помещик, к которому ты подъедешь под самый срок уплаты в ломбард. Ведь я вас
знаю всех. У вас есть списки всех,
кому когда следует уплачивать. Что ж тут мудреного?
Ему приспичит,
он тебе и отдаст за полцены. А мне что твои деньги? У меня вещь хоть три года лежи! Мне в ломбард не нужно уплачивать…
Если <бы>
кто заглянул в дом
его, находившийся в городе,
он бы никак не
узнал,
кто в
нем хозяин.
«
Кто бы такой был этот Чичиков? — думал брат Василий. — Брат Платон на знакомства неразборчив и, верно, не
узнал, что
он за человек». И оглянул
он Чичикова, насколько позволяло приличие, и увидел, что
он стоял, несколько наклонивши голову и сохранив приятное выраженье в лице.
— Это само собою разумеется: последнее уничтожает первое. Первое завещанье никуда не годится. Я
знаю хорошо волю покойницы. Я был при ней.
Кто его подписал?
кто были свидетели?
Я
знаю все
их обстоятельства: и
кто на
кого сердится, и
кто на
кого дуется, и
кто кого хочет упечь.
— Ваше сиятельство, — сказал Муразов, —
кто бы ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь
он человек. Как же не защищать человека, когда
знаешь, что
он половину зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу и всякую минуту бываем причиной несчастья другого, даже и не с дурным намереньем. Ведь ваше сиятельство сделали также большую несправедливость.
Неточные совпадения
Как бы, я воображаю, все переполошились: «
Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?»
Они, пентюхи, и не
знают, что такое значит «прикажете принять».
Чудно все завелось теперь на свете: хоть бы народ-то уж был видный, а то худенький, тоненький — как
его узнаешь,
кто он?
О! я шутить не люблю. Я
им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя
знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не
знаю твоей книжки, однако читай ее, читай.
Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из
них все то, что переведено по-русски.
Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Правдин. А
кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь
знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об
нем то, что вселило в душу мою истинное к
нему почтение. Что называют в
нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие
его прямодушия. Отроду язык
его не говорил да, когда душа
его чувствовала нет.