Неточные совпадения
— А не
боялся, что я не спала ночь,
Бог знает что передумала и чуть не слегла в постель? — сказала она, поводя по нем испытующим взглядом.
— Если б я не знала тебя, — в раздумье говорила она, — я
Бог знает что могла бы подумать.
Боялся тревожить меня толками лакеев, а не
боялся мне сделать тревогу! Я перестаю понимать тебя.
— Нет… нет… — силилась выговорить потом, — за меня и за мое горе не
бойся. Я знаю себя: я выплачу его и потом уж больше плакать не стану. А теперь не мешай плакать… уйди… Ах, нет, постой!
Бог наказывает меня!.. Мне больно, ах, как больно… здесь, у сердца…
— Не то, совсем не то! Attention! «Je crains Dieu, cher Abner, — тут пробор, — он закрывал глаза, слегка качал головой и, нежно отталкивая рукой волны, прибавлял: — et n'ai point d'autre crainte». [Внимание! «Я
боюсь бога, дорогой Абнер… А ничего другого не боюсь» (фр.).]
— А! Видела я за двадцать лет много честных девушек, которые через год, а то и меньше пропадали в этой проклятой стране… Сначала человек как человек: тихая, скромная, послушная,
боится бога, работает и уважает старших. А потом… Смотришь, — начала задирать нос, потом обвешается лентами и тряпками, как ворона в павлиньих перьях, потом прибавляй ей жалованье, потом ей нужен отдых два раза в неделю… А потом уже барыня служи ей, а она хочет сидеть сложа руки…
Об антихристе она говорила не часто, но всегда безбоязненно и пренебрежительно; имя божие звучало в устах её грозно; произнося его, она понижала голос, закатывала глаза и крестилась. Сначала Матвей
боялся бога, силы невидимой, вездесущей и всезнающей, но постепенно и незаметно привык не думать о боге, как не думал летом о тепле, а зимою о снеге и холоде.
Неточные совпадения
Лука Лукич. Не приведи
бог служить по ученой части! Всего
боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек.
— Ах, maman, у вас своего горя много. Лили заболела, и я
боюсь, что скарлатина. Я вот теперь выехала, чтоб узнать, а то засяду уже безвыездно, если, избави
Бог, скарлатина.
Она зари не замечает, // Сидит с поникшею главой // И на письмо не напирает // Своей печати вырезной. // Но, дверь тихонько отпирая, // Уж ей Филипьевна седая // Приносит на подносе чай. // «Пора, дитя мое, вставай: // Да ты, красавица, готова! // О пташка ранняя моя! // Вечор уж как
боялась я! // Да, слава
Богу, ты здорова! // Тоски ночной и следу нет, // Лицо твое как маков цвет». —
— Слава
богу! А как мы
боялись именно этого, я и Софья Семеновна! Стало быть, ты в жизнь еще веруешь: слава
богу, слава
богу!
Катерина. Как, девушка, не
бояться! Всякий должен
бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед
Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!