Неточные совпадения
Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности,
с темно-серыми глазами, но
с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем
пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности.
С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока.
И Илья Ильич вдруг робел, сам не зная отчего, когда начальник входил в комнату, и у него стал
пропадать свой голос и являлся какой-то другой, тоненький и гадкий, как скоро заговаривал
с ним начальник.
В эти блаженные дни на долю Ильи Ильича тоже выпало немало мягких, бархатных, даже страстных взглядов из толпы красавиц,
пропасть многообещающих улыбок, два-три непривилегированные поцелуя и еще больше дружеских рукопожатий,
с болью до слез.
— Для самого труда, больше ни для чего. Труд — образ, содержание, стихия и цель жизни, по крайней мере моей. Вон ты выгнал труд из жизни: на что она похожа? Я попробую приподнять тебя, может быть, в последний раз. Если ты и после этого будешь сидеть вот тут
с Тарантьевыми и Алексеевыми, то совсем
пропадешь, станешь в тягость даже себе. Теперь или никогда! — заключил он.
— Как, ты и это помнишь, Андрей? Как же! Я мечтал
с ними, нашептывал надежды на будущее, развивал планы, мысли и… чувства тоже, тихонько от тебя, чтоб ты на смех не поднял. Там все это и умерло, больше не повторялось никогда! Да и куда делось все — отчего погасло? Непостижимо! Ведь ни бурь, ни потрясений не было у меня; не терял я ничего; никакое ярмо не тяготит моей совести: она чиста, как стекло; никакой удар не убил во мне самолюбия, а так, Бог знает отчего, все
пропадает!
У него вихрем неслись эти мысли, и он все смотрел на нее, как смотрят в бесконечную даль, в бездонную
пропасть,
с самозабвением,
с негой.
— А кто там сапоги-то
с вас станет снимать? — иронически заметил Захар. — Девки-то, что ли? Да вы там
пропадете без меня!
Иногда, идучи в жаркий полдень под руку
с Обломовым, она лениво обопрется на плечо его и идет машинально, в каком-то изнеможении, молчит упорно. Бодрость
пропадает в ней; взгляд утомленный, без живости, делается неподвижен, устремляется куда-нибудь на одну точку, и ей лень обратить его на другой предмет.
«Я соблазнитель, волокита! Недостает только, чтоб я, как этот скверный старый селадон,
с маслеными глазами и красным носом, воткнул украденный у женщины розан в петлицу и шептал на ухо приятелю о своей победе, чтоб… чтоб… Ах, Боже мой, куда я зашел! Вот где
пропасть! И Ольга не летает высоко над ней, она на дне ее… за что, за что…»
До сих пор он
с «братцем» хозяйки еще не успел познакомиться. Он видел только, и то редко,
с постели, как, рано утром, мелькал сквозь решетку забора человек,
с большим бумажным пакетом под мышкой, и
пропадал в переулке, и потом, в пять часов, мелькал опять,
с тем же пакетом, мимо окон, возвращаясь, тот же человек и
пропадал за крыльцом. Его в доме не было слышно.
Сказать ей о глупых толках людей он не хотел, чтоб не тревожить ее злом неисправимым, а не говорить тоже было мудрено; притвориться
с ней он не сумеет: она непременно добудет из него все, что бы он ни затаил в самых глубоких
пропастях души.
— Пойми, для чего я говорю тебе это: ты будешь несчастлива, и на меня одного ляжет ответственность в этом. Скажут, я увлекал, закрывал от тебя
пропасть с умыслом. Ты чиста и покойна со мной, но кого ты уверишь в этом? Кто поверит?
Хорошо. Отчего же, когда Обломов, выздоравливая, всю зиму был мрачен, едва говорил
с ней, не заглядывал к ней в комнату, не интересовался, что она делает, не шутил, не смеялся
с ней — она похудела, на нее вдруг пал такой холод, такая нехоть ко всему: мелет она кофе — и не помнит, что делает, или накладет такую
пропасть цикория, что пить нельзя — и не чувствует, точно языка нет. Не доварит Акулина рыбу, разворчатся братец, уйдут из-за стола: она, точно каменная, будто и не слышит.
Он не чертил ей таблиц и чисел, но говорил обо всем, многое читал, не обегая педантически и какой-нибудь экономической теории, социальных или философских вопросов, он говорил
с увлечением,
с страстью: он как будто рисовал ей бесконечную, живую картину знания. После из памяти ее исчезали подробности, но никогда не сглаживался в восприимчивом уме рисунок, не
пропадали краски и не потухал огонь, которым он освещал творимый ей космос.
Теперь Штольц изменился в лице и ворочал изумленными, почти бессмысленными глазами вокруг себя. Перед ним вдруг «отверзлась бездна», воздвиглась «каменная стена», и Обломова как будто не стало, как будто он
пропал из глаз его, провалился, и он только почувствовал ту жгучую тоску, которую испытывает человек, когда спешит
с волнением после разлуки увидеть друга и узнает, что его давно уже нет, что он умер.
— Где, батюшка, Андрей Иваныч, нынче место найдешь? Был на двух местах, да не потрафил. Все не то теперь, не по-прежнему; хуже стало. В лакеи грамотных требуют: да и у знатных господ нет уж этого, чтоб в передней битком набито было народу. Всё по одному, редко где два лакея. Сапоги сами снимают
с себя: какую-то машинку выдумали! —
с сокрушением продолжал Захар. — Срам, стыд,
пропадает барство!
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера,
с тем чтобы отправить его
с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай!
пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
— Мы рады и таким! // Бродили долго по́ саду: // «Затей-то! горы,
пропасти! // И пруд опять… Чай, лебеди // Гуляли по пруду?.. // Беседка… стойте!
с надписью!..» // Демьян, крестьянин грамотный, // Читает по складам. // «Эй, врешь!» Хохочут странники… // Опять — и то же самое // Читает им Демьян. // (Насилу догадалися, // Что надпись переправлена: // Затерты две-три литеры. // Из слова благородного // Такая вышла дрянь!)
Но радость их вахлацкая // Была непродолжительна. // Со смертию Последыша //
Пропала ласка барская: // Опохмелиться не дали // Гвардейцы вахлакам! // А за луга поемные // Наследники
с крестьянами // Тягаются доднесь. // Влас за крестьян ходатаем, // Живет в Москве… был в Питере… // А толку что-то нет!
Пропали люди гордые, //
С уверенной походкою, // Остались вахлаки, // Досыта не едавшие, // Несолоно хлебавшие, // Которых вместо барина // Драть будет волостной.
Уж сумма вся исполнилась, // А щедрота народная // Росла: — Бери, Ермил Ильич, // Отдашь, не
пропадет! — // Ермил народу кланялся // На все четыре стороны, // В палату шел со шляпою, // Зажавши в ней казну. // Сдивилися подьячие, // Позеленел Алтынников, // Как он сполна всю тысячу // Им выложил на стол!.. // Не волчий зуб, так лисий хвост, — // Пошли юлить подьячие, //
С покупкой поздравлять! // Да не таков Ермил Ильич, // Не молвил слова лишнего. // Копейки не дал им!