Неточные совпадения
— А! вы защищаете его — поздравляю! Так вот на кого
упали лучи с высоты Олимпа! Кузина! кузина! на ком вы удостоили остановить взоры! Опомнитесь, ради
Бога! Вам ли, с вашими высокими понятиями, снизойти до какого-то безвестного выходца, может быть самозванца-графа…
— Нет, не всё: когда ждешь скромно, сомневаешься, не забываешься, оно и
упадет. Пуще всего не задирай головы и не подымай носа, побаивайся: ну, и дастся. Судьба любит осторожность, оттого и говорят: «Береженого
Бог бережет». И тут не пересаливай: кто слишком трусливо пятится, она тоже не любит и подстережет. Кто воды боится, весь век бегает реки, в лодку не сядет, судьба подкараулит: когда-нибудь да сядет, тут и бултыхнется в воду.
Савелий
падал духом, молился
Богу, сидел молча, как бирюк, у себя в клетушке, тяжело покрякивая.
— Ох, больно, братец, пустите, ей-богу, задохнусь! — говорила она, невольно
падая ему на грудь.
— Что ты,
Бог с тобой: я в кофте! — с испугом отговаривалась Татьяна Марковна, прячась в коридоре. —
Бог с ним: пусть его
спит! Да как он спит-то: свернулся, точно собачонка! — косясь на Марка, говорила она. — Стыд, Борис Павлович, стыд: разве перин нет в доме? Ах ты, Боже мой! Да потуши ты этот проклятый огонь! Без пирожного!
— Шел, шел — и зной
палит, и от жажды и голода изнемог, а тут вдруг: «За Волгу уехала!» Испужался, матушка, ей-богу испужался: экой какой, — набросился он на Викентьева, — невесту тебе за это рябую!
— Говори, ради
Бога, не оставляй меня на этом обрыве: правду, одну правду — и я выкарабкаюсь, малейшая ложь — и я
упаду!
— Все вы мало
Богу молитесь, ложась
спать, — сказала она, — вот что! А как погляжу, так всем надо горькой соли дать, чтоб чепуха не лезла в голову.
— Попрошайка! — упрекнула ее Татьяна Марковна, — иди
спать — поздно! А вам, Николай Андреич, домой пора. С
Богом, покойной ночи!
—
Бог посетил, не сама хожу. Его сила носит — надо выносить до конца.
Упаду — подберите меня… Мой грех! — шепнула потом и пошла дальше.
— Настоящая беда, слава
Богу, скрыта. Я вчера через Тита Никоныча узнала кое-что. Сплетня
попадает не в того…
— Это скверно, — заметил старик. — Чудаки, право! люди не злые, особенно Егор Николаевич, а живут бог знает как. Надо бы Агнесе Николаевне это умненечко шепнуть: она направит все иначе, — а пока Христос с тобой — иди с
богом спать, Женюшка.
— И рад бы не думать, Дмитрич, да думается!.. Вот боярин Шалонский и гадать не гадал, а вдруг отправился, и как же?.. прямехонько туда, куда дай
бог попасть и мне, и тебе, и всякому доброму человеку.
Ступайте, полно вам по свету рыскать, // Служа страстям и нуждам человека. // Усните здесь сном силы и покоя, // Как
боги спят в глубоких небесах… // Хочу себе сегодня пир устроить: // Зажгу свечу пред каждым сундуком, // И все их отопру, и стану сам // Средь них глядеть на блещущие груды.
Неточные совпадения
Не горы с места сдвинулись, //
Упали на головушку, // Не
Бог стрелой громовою // Во гневе грудь пронзил, // По мне — тиха, невидима — // Прошла гроза душевная, // Покажешь ли ее?
Упала на колени я: // «Открой мне, Матерь Божия, // Чем
Бога прогневила я?
— Слава
богу! не видали, как и день кончился! — сказал бригадир и, завернувшись в шинель, улегся
спать во второй раз.
И еще скажу: летопись сию преемственно слагали четыре архивариуса: Мишка Тряпичкин, да Мишка Тряпичкин другой, да Митька Смирномордов, да я, смиренный Павлушка, Маслобойников сын. Причем единую имели опаску, дабы не
попали наши тетрадки к г. Бартеневу и дабы не напечатал он их в своем «Архиве». А затем
богу слава и разглагольствию моему конец.
Бывало, льстивый голос света // В нем злую храбрость выхвалял: // Он, правда, в туз из пистолета // В пяти саженях
попадал, // И то сказать, что и в сраженье // Раз в настоящем упоенье // Он отличился, смело в грязь // С коня калмыцкого свалясь, // Как зюзя пьяный, и французам // Достался в плен: драгой залог! // Новейший Регул, чести
бог, // Готовый вновь предаться узам, // Чтоб каждым утром у Вери // В долг осушать бутылки три.