Неточные совпадения
— Эх, матушка Анна Павловна!
да кого же мне и любить-то, как не
вас? Много ли у нас таких, как
вы?
Вы цены себе не знаете. Хлопот полон рот: тут и своя стройка вертится на уме. Вчера еще бился целое утро с подрядчиком,
да все как-то не сходимся… а как, думаю, не поехать?..
что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать? человек не молодой: чай, голову растеряет.
— А мы-то на
что?
что я
вам, чужой,
что ли?
Да куда еще торопитесь умирать? того гляди, замуж бы не вышли! вот бы поплясал на свадьбе!
Да полноте плакать-то!
— За ваше здоровье, Александр Федорыч! счастливого пути!
да возвращайтесь скорее;
да женитесь-ка!
Что вы, Софья Васильевна, вспыхнули?
— Ах,
да! Ну, я
вас не неволю. Кланяйтесь Федосье Петровне от меня, — скажите,
что я душевно огорчена ее печалью и сама бы навестила,
да вот бог, дескать, и мне послал горе — сына проводила.
Он сердито молчит при подобных сравнениях, а иногда рискнет сказать,
что такую-то материю или такое-то вино можно у них достать и лучше и дешевле, а
что на заморские редкости, этих больших раков и раковин,
да красных рыбок, там и смотреть не станут, и
что вольно, дескать,
вам покупать у иностранцев разные материи
да безделушки; они обдирают
вас, а
вы и рады быть олухами!
— Советовать — боюсь. Я не ручаюсь за твою деревенскую натуру: выйдет вздор — станешь пенять на меня; а мнение свое сказать, изволь — не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь.
Да нет! я не надеюсь на удачу. У
вас там свой взгляд на жизнь: как переработаешь его?
Вы помешались на любви, на дружбе,
да на прелестях жизни, на счастье; думают,
что жизнь только в этом и состоит: ах
да ох! Плачут, хнычут
да любезничают, а дела не делают… как я отучу тебя от всего этого? — мудрено!
—
Что вы, дядюшка!
да этот проект был представлен одному значительному лицу, любителю просвещения; за это однажды он пригласил меня с ректором обедать. Вот начало другого проекта.
— Боже сохрани! Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть и в том и в другом, так же точно, как и не быть. Если нет его, так ремесленник так и называется ремесленник, а не творец, и поэт без творчества уж не поэт, а сочинитель…
Да разве
вам об этом не читали в университете?
Чему же
вы там учились?..
Ах
да:
что ж
вы к обеду не пришли? мы
вас ждали до пяти часов.
— Ах!
да…
что,
вы на лодке сюда приехали?
— Уехали, — сказала она, — и след простыл! Ну, пусть молодежь порезвится, а мы с
вами побеседуем, Александр Федорыч.
Да что это две недели о
вас ни слуху ни духу: разлюбили,
что ли, нас?
—
Что ж это с
вами? А я все жду
да жду, думаю:
что ж это значит, и сам не едет и книжек французских не везет? Помните,
вы обещали что-то: «Peau de chagrin», [«Шагреневая кожа» (1831) — роман Оноре Бальзака (1799–1850)]
что ли? Жду, жду — нет! разлюбил, думаю, Александр Федорыч нас, право разлюбил.
— Грех
вам бояться этого, Александр Федорыч! Я люблю
вас как родного; вот не знаю, как Наденька;
да она еще ребенок:
что смыслит? где ей ценить людей! Я каждый день твержу ей:
что это, мол, Александра Федорыча не видать,
что не едет? и все поджидаю. Поверите ли, каждый день до пяти часов обедать не садилась, все думала: вот подъедет. Уж и Наденька говорит иногда: «
Что это, maman, кого
вы ждете? мне кушать хочется, и графу, я думаю, тоже…»
— Это простуда; сохрани боже! не надо запускать,
вы так уходите себя… может воспаление сделаться; и никаких лекарств! Знаете
что? возьмите-ка оподельдоку,
да и трите на ночь грудь крепче, втирайте докрасна, а вместо чаю пейте траву, я
вам рецепт дам.
—
Да что я
вам сделала?
Вы перестали к нам ездить — как хотите… удерживать против воли… — начала Наденька.
—
Что вы? — отвечал он, взбешенный этим хладнокровием. —
Вы забыли! я напомню
вам,
что здесь, на этом самом месте,
вы сто раз клялись принадлежать мне: «Эти клятвы слышит бог!» — говорили
вы.
Да, он слышал их!
вы должны краснеть и перед небом и перед этими деревьями, перед каждой травкой… всё свидетель нашего счастия: каждая песчинка говорит здесь о нашей любви: смотрите, оглянитесь около себя!..
вы клятвопреступница!!!
—
Да о
чем вы меня спрашиваете? — сказала Наденька, откинувшись на спинку кресла. — Я совсем растерялась… у меня голова точно в тумане…
—
Да, — сказал он, воротясь, — к
чему это
вас поведет? Граф на
вас не женится: какие у него намерения?..
— Я — ужинать!
да и
вы не проглотите куска, когда узнаете,
что дело идет о жизни и смерти.
— Приличия и дружба? и
вы, ma tante!
да это еще
что: я
вам скажу лучше.
—
Да хорошего ничего не скажешь. Сонин всегда даст хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде… так он и отпустит без ужина домой, как лисица волка. Помните, как он юлил перед
вами, когда искал места чрез ваше посредство? А теперь послушайте,
что говорит про
вас…
—
Что это,
вы вдвоем сочинили? — спросил он, — что-то много.
Да как мелко писано: охота же писать!
«
Что это за мистификация, мой любезнейший Петр Иваныч?
Вы пишете повести!
Да кто ж
вам поверит? И
вы думали обморочить меня, старого воробья! А если б,
чего боже сохрани, это была правда, если б
вы оторвали на время ваше перо от дорогих, в буквальном смысле, строк, из которых каждая, конечно, не один червонец стоит, и перестав выводить почтенные итоги, произвели бы лежащую передо мною повесть, то я и тогда сказал бы
вам,
что хрупкие произведения вашего завода гораздо прочнее этого творения…»
— Напротив, тут-то и будет. Если б ты влюбился, ты не мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и пошла бы играть с
вами с обоими в дураки. А теперь…
да ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его, как свои пять пальцев. Он, как увидит,
что ему не везет, не станет тратить деньги даром, а мне это только и нужно… Слушай, Александр, это очень важно для меня: если ты это сделаешь — помнишь две вазы,
что понравились тебе на заводе? они — твои: только пьедестал ты сам купи.
— «Я?» — «
Да,
вы: кто его познакомил с Julie?» Надо тебе сказать,
что он со второго дня знакомства с женщиной уж начинает звать ее полуименем.
—
Да что с
вами? — вдруг спросила она с живостию, —
вы молчите, едва слушаете меня, смотрите в сторону…
—
Что вы?
да вчера четыре стакана выпили! — сказал Костяков.
— Вот и мы, — сказал он, —
вы не ждали? хе, хе, хе! вижу,
что не ждали: и самовара нет! Давненько, сударыня, давненько не видались! Есть ли клев? Я все порывался,
да вот Александра Федорыча не мог уговорить: сидит дома… или нет, бишь, все лежит.
—
Да, я не могу молчать перед
вами:
вам выскажу все,
что у меня на душе, — сказал он.
Вы, точно, женщина в благороднейшем смысле слова;
вы созданы на радость, на счастье мужчины;
да можно ли надеяться на это счастье? можно ли поручиться,
что оно прочно,
что сегодня, завтра судьба не обернет вверх дном этой счастливой жизни, — вот вопрос!
—
Да, дядюшка,
что ни говорите, а счастье соткано из иллюзий, надежд, доверчивости к людям, уверенности в самом себе, потом из любви, дружбы… А
вы твердили мне,
что любовь — вздор, пустое чувство,
что легко, и даже лучше, прожить без него,
что любить страстно — не великое достоинство,
что этим не перещеголяешь животное…
—
Да; но
вы не дали мне обмануться: я бы видел в измене Наденьки несчастную случайность и ожидал бы до тех пор, когда уж не нужно было бы любви, а
вы сейчас подоспели с теорией и показали мне,
что это общий порядок, — и я, в двадцать пять лет, потерял доверенность к счастью и к жизни и состарелся душой. Дружбу
вы отвергали, называли и ее привычкой; называли себя, и то, вероятно, шутя, лучшим моим другом, потому разве,
что успели доказать,
что дружбы нет.
— Ей-богу! в покоях косяки все покривились; пол так и ходит под ногами; через крышу течет. И поправить-то не на
что, а на стол подадут супу, ватрушек
да баранины — вот
вам и все! А ведь как усердно зовут!
— Ах!
вы, голубчик мой, дай бог
вам здоровья!..
Да! вот было из ума вон: хотела
вам рассказать,
да и забыла: думаю, думаю,
что такое, так на языке и вертится; вот ведь,
чего доброго, так бы и прошло.
Да не позавтракать ли
вам прежде, или теперь рассказать?
— Он! он! — кричал Антон Иваныч, — вон и Евсей на козлах! Где же у
вас образ, хлеб-соль? Дайте скорее!
Что же я вынесу к нему на крыльцо? Как можно без хлеба и соли? примета есть…
Что это у
вас за беспорядок! никто не подумал!
Да что ж
вы сами-то, Анна Павловна, стоите, нейдете навстречу? Бегите скорее!..
— Нет, нет, боже сохрани! — отвечала она, — он не велел себя будить. «Кушайте, говорит, одни: у меня аппетиту нет; я лучше усну, говорит: сон подкрепит меня; разве вечером захочу». Так
вы вот
что сделайте, Антон Иваныч: уж не прогневайтесь на меня, старуху: я пойду затеплю лампадку
да помолюсь, пока Сашенька почивает; мне не до еды; а
вы откушайте одни.
—
Да что, сударь, не на
что смотреть! Не узнаешь,
что и ешь: немцы накладут в кушанье бог знает
чего: и в рот-то взять не захочется. И перец-то у них не такой; подливают в соус чего-то из заморских склянок… Раз угостил меня повар Петра Иваныча барским кушаньем, так три дня тошнило. Смотрю, оливка в кушанье: думал, как и здесь оливка; раскусил — глядь: а там рыбка маленькая; противно стало, выплюнул; взял другую — и там то же;
да во всех… ах
вы, чтоб
вас, проклятые!..
— Хороши же там у
вас девушки: до свадьбы любят! Изменила! мерзавка этакая! Счастье-то само просилось к ней в руки,
да не умела ценить, негодница! Увидала бы я ее, я бы ей в рожу наплевала.
Чего дядя-то смотрел? Кого это она нашла лучше, посмотрела бы я?..
Что ж, разве одна она? полюбишь в другой раз.
— Дядюшка,
что бы сказать?
Вы лучше меня говорите…
Да вот я приведу ваши же слова, — продолжал он, не замечая,
что дядя вертелся на своем месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, — женишься по любви, — говорил Александр, — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви — и придешь к тому же результату: привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся… Не правда ли, дядюшка? ведь
вы так учили…
— Вот, ma tante, — сказал он, — доказательство,
что дядюшка не всегда был такой рассудительный, насмешливый и положительный человек. И он ведал искренние излияния и передавал их не на гербовой бумаге, и притом особыми чернилами. Четыре года таскал я этот лоскуток с собой и все ждал случая уличить дядюшку. Я было и забыл о нем,
да вы же сами напомнили.