Неточные совпадения
Но, к удивлению и удовольствию моему, на длинном столе стоял всего один графин хереса, из которого человека два
выпили по рюмке, другие и не
заметили его.
Не ездите, Христа ради!» Вслушавшись в наш разговор, Фаддеев
заметил, что качка ничего, а что
есть на море такие места, где «крутит», и когда корабль в эдакую «кручу» попадает, так сейчас вверх килем повернется.
Например, он
заметит, что кто-нибудь не
ест супу.
Небо и море серые. А ведь это уж испанское небо! Мы
были в 30-х градусах ‹северной› широты. Мы так
были заняты, что и не
заметили, как миновали Францию, а теперь огибали Испанию и Португалию. Я, от нечего делать, любил уноситься мысленно на берега, мимо которых мы шли и которых не видали.
Идучи по улице, я
заметил издали, что один из наших спутников вошел в какой-то дом. Мы шли втроем. «Куда это он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к дому и вошли на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами. В углу, под навесом, привязан
был осел, и тут же лежала свинья, но такая жирная, что не могла встать на ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай, каких привозят иногда на петербургскую биржу.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время
было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя
заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Что у него ни спрашивали или что ни приказывали ему, он прежде всего отвечал смехом и обнаруживал ряд чистейших зубов. Этот смех в привычке негров. «Что ж,
будем ужинать, что ли?» —
заметил кто-то. «Да я уж заказал», — отвечал барон. «Уже? —
заметил Вейрих. — Что ж вы заказали?» — «Так, немного, безделицу: баранины, ветчины, курицу, чай, масла, хлеб и сыр».
Но в это утро, в половине марта, кусты протеа глядели веселее, зелень казалась зеленее, так что немецкий спутник наш
заметил, что тут должно
быть много «скотства».
Тут только я
заметил, каким великолепным виноградным деревом
было оно осенено.
Скажу только, что барон, который сначала
было затруднялся, по просьбе хозяек,
петь,
смело сел, и, Боже мой, как и что он
пел!
— «Может
быть, оттого нет, что сегодня воскресенье, —
заметил Зеленый, — слава Богу, впрочем, что нет.
Я
заметил множество огромных, ярко-красных кузнечиков, которые не прыгали, как наши, а летали; но их удобно
было ловить: они летели недолго и тотчас опускались.
— «То
был tiffing, то
есть второй завтрак, а не обед, —
заметил барон.
Шумной и многочисленной толпой сели мы за стол. Одних русских
было человек двенадцать да несколько семейств англичан. Я успел
заметить только белокурого полного пастора с женой и с детьми. Нельзя не
заметить: крик, шум, везде дети, в сенях, по ступеням лестницы, в нумерах, на крыльце, — и все пастора. Настоящий Авраам — после божественного посещения!
Мы часа два наслаждались волшебным вечером и неохотно, медленно, почти ощупью, пошли к берегу.
Был отлив, и шлюпки наши очутились на
мели. Мы долго шли по плотине и, не спуская глаз с чудесного берега, долго плыли по рейду.
Прошло дня два: в это время дано
было знать японцам, что нам нужно место на берегу и провизия. Провизии они прислали небольшое количество в подарок, а о месте объявили, что не
смеют дать его без разрешения из Едо.
Замечу еще, что здесь кроме различия, которое кладут между простым и непростым народом образ жизни, пища, воспитание и занятия,
есть еще другое, резкое, несомненно племенное различие.
Дня через три приехали опять гокейнсы, то
есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора на письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить. Принять адмирала он, без позволения, не
смеет, но что послал уже курьера в Едо и ответ надеется получить скоро.
Я не
заметил лошади и не знаю, зачем она
была.
После этого вдруг раздался крикливый, жесткий, как карканье вороны, голос Кичибе: он по-голландски передал содержание бумаги нам. Смеяться он не
смел, но втягивал воздух в себя; гримасам и всхлипываньям не
было конца.
Я
заметил не более пяти штофных, и то неярких, юбок у стариков; у прочих, у кого гладкая серая или дикого цвета юбка, у других темно-синего, цвета Adelaide, vert-de-gris, vert de pomme [медной ржавчины и яблочно-зеленый — фр.] — словом, все наши новейшие модные цвета, couleurs fantaisie [фантазийные цвета — фр.],
были тут.
Эйноске очень умно и основательно отвечал: «Вы понимаете, отчего у нас эти законы таковы (тут он показал рукой, каковы они, то
есть стеснительны, но сказать не
смел), нет сомнения, что они должны измениться.
Еще что?» — «Еще… только и
есть!» — «Это не ответ», —
заметили им.
Между тем мы
заметили,
бывши еще в каюте капитана, что то один, то другой переводчик выходили к своим лодкам и возвращались. Баниосы отвечали, что «они доведут об этом заявлении адмирала до сведения губернатора и…»
Мы с любопытством смотрели на все: я искал глазами Китая, и шкипер искал кого-то с нами вместе. «Берег очень близко, не пора ли поворачивать?» — с живостью кто-то сказал из наших. Шкипер схватился за руль, крикнул — мы быстро нагнулись, паруса перенесли на другую сторону, но шкуна не поворачивала; ветер ударил сильно — она все стоит: мы
были на
мели. «Отдай шкоты!» — закричали офицеры нашим матросам. Отдали, и шкуна, располагавшая лечь на бок, выпрямилась, но с
мели уже не сходила.
Но, несмотря на запах, на жалкую бедность, на грязь, нельзя
было не
заметить ума, порядка, отчетливости, даже в мелочах полевого и деревенского хозяйства.
Есть у них, правда, поклонение небесным духам, но это поклонение не только не вменяется в долг народной массе, но составляет, как я уже, кажется,
заметил однажды, привилегию и обязанность только богдыхана.
В предместье мы опять очутились в чаду китайской городской жизни; опять охватили нас разные запахи, в ушах раздавались крики разносчиков, трещанье и шипенье кухни, хлопанье на бумагопрядильнях. Ах, какая духота! вон, вон, скорей на чистоту, мимо интересных сцен! Однако ж я успел
заметить, что у одной лавки купец, со всеми признаками неги, сидел на улице, зажмурив глаза, а жена чесала ему седую косу. Другие у лавок
ели, брились.
Им
заметили, что уж раз
было отказано в принятии подарка, потому что губернатор не хотел сам принимать от нас ничего.
И лошадь
была тут, которой я опять не
заметил, и норимоны, и старик с сонными глазами, и толпа переводчиков, и баниосы.
Они стали все четверо в ряд — и мы взаимно раскланялись. С правой стороны, подле полномочных, поместились оба нагасакские губернатора, а по левую еще четыре, приехавшие из Едо, по-видимому, важные лица. Сзади полномочных сели их оруженосцы, держа богатые сабли в руках; налево, у окон, усажены
были в ряд чиновники, вероятно тоже из Едо: по крайней мере мы знакомых лиц между ними не
заметили.
Сзади всех подставок поставлена
была особо еще одна подставка перед каждым гостем, и на ней лежала целая жареная рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я собирался придвинуть ее к себе и протянул
было руку, но второй полномочный
заметил мое движение. «Эту рыбу почти всегда подают у нас на обедах, —
заметил он, — но ее никогда не
едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное блюдо и
было, да и то не
едят! Ох уж эти мне эмблемы да символы!
Оно тем более замечательно, что подарок сделан, конечно, с согласия и даже по повелению правительства, без воли которого ни один японец, кто бы он ни
был, ни принять, ни дать ничего не
смеет.
И надо
было отдать им справедливость: они так пригляделись к нашему порядку, что едва можно
было заметить разницу между ними и европейцами.
«Вы не взыщете, а я все-таки должен
буду отвечать, если хоть один стул попортится», —
заметил он и не согласился, а предложил, если нам скучно возить их самим, брать их и доставлять обратно в японской лодке, что и делалось.
Накамура преблагополучно доставил его по адресу. Но на другой день вдруг явился, в ужасной тревоге, с пакетом, умоляя взять его назад… «Как взять? Это не водится, да и не нужно, причины нет!» — приказал отвечать адмирал. «
Есть,
есть, — говорил он, — мне не велено возвращаться с пакетом, и я не
смею уехать от вас. Сделайте милость, возьмите!»
Вообще весь рейд усеян
мелями и рифами. Беда входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и
есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились — в саду не в саду и не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев
было тут немного сосен, а то все новое, у нас невиданное.
Между народом я
заметил несколько бритых бонз, все молодых; один
был просто мальчик: вероятно, это служители храмов.
— Как же! Чтоб наблюдать, куда вы пойдете, что
будете делать,
замечать, кто к вам подойдет, станет разговаривать, чтоб потом расправиться с тем по-своему…
— Они точно простоваты, —
заметил миссионер, — но насчет воздержания… нельзя сказать: они сильно
пьют.
— Нельзя сказать, чтоб они
были кротки, —
заметил пастор, — здесь жили католические миссионеры: жители преследовали их, и недавно еще они… поколотили одного миссионера, некатолического…
Был туман и свежий ветер, потом пошел дождь. Однако ж мы в трубу рассмотрели, что судно
было под английским флагом. Адмирал сейчас отправил навстречу к нему шлюпку и штурманского офицера отвести от
мели. Часа через два корабль стоял уже близ нас на якоре.
Третьего дня он стал
было сниматься с якоря и сел на
мель.
«Этот спорт, —
заметил мне барон Крюднер, которому я все это говорил, — служит только маской скудоумия или по крайней мере неспособности употребить себя как-нибудь лучше…» Может
быть, это правда; но зато как англичане здоровы от этих упражнений спорта, который входит у них в систему воспитания юношества!
Вот метиски — другое дело: они бойко врываются, в наемной коляске, в ряды экипажей,
смело глядят по сторонам, на взгляды отвечают повторительными взглядами, пересмеиваются с знакомыми, а может
быть, и с незнакомыми…
Вероятно, они
заметили, по нашим гримасам, что непривычным ушам неловко от этого стука, и приударили что
было сил; большая часть едва удерживала смех, видя, что вместе с усиленным стуком усилились и страдальческие гримасы на наших лицах.
Гостей угощали чаем, мороженым и фруктами, которые
были, кажется, не без соли, как
заметил я, потому что один из гостей доверчиво запустил зубы в мангу, но вдруг остановился и стал рассматривать плод, потом поглядывал на нас.
— «Как же можно
есть неизвестные растения? —
заметил я, — ведь здесь много ядовитых».
Другой переводчик, Эйноске,
был в Едо и возился там «с людьми Соединенных Штатов». Мы узнали, что эти «люди» ведут переговоры мирно; что их точно так же провожают в прогулках лодки и не пускают на берег и т. п. Еще узнали, что у них один пароход приткнулся к
мели и начал
было погружаться на рейде; люди уже бросились на японские лодки, но пробитое отверстие успели заткнуть. Американцы в Едо не
были, а только в его заливе, который мелководен, и на судах к столице верст за тридцать подойти нельзя.
Однажды шкуна, стоя на песке, так
обмелела, что принуждены
были подпереть ей бока, чтоб она не расположилась лечь на один из них.