Казалось, что Никита стал ещё более горбат; угол его спины и правое плечо приподнялись, согнули тело ближе к земле и, принизив его, сделали шире;
монах был похож на паука, которому оторвали голову, и вот он слепо, криво ползёт по дорожке, по хряскому щебню.
На расплывшееся, красное лицо Натальи монах смотрел так же ласково, как на всё и на всех, но говорил с нею меньше, чем с другими, да и сама она постепенно разучивалась говорить, только дышала. Её отупевшие глаза остановились, лишь изредка в их мутном взгляде вспыхивала тревога о здоровье мужа, страх пред Мироном и любовная радость при виде толстенького, солидного Якова. С Тихоном
монах был в чём-то не согласен, они ворчали друг на друга, и хотя не спорили, но оба ходили мимо друг друга, точно двое слепых.
Неточные совпадения
«Надо, чтоб тёща скорее переехала к нам, а Алексея — прочь. Наталью приласкать следует. „Гляди, как любят“. Так ведь это он не от любови, а от убожества своего в петлю полез. Хорошо, что он идёт в
монахи, в людях ему делать нечего. Это — хорошо. Тихон — дурак, он должен
был раньше сказать мне».
Было видно, что все
монахи смотрят на отца Никодима почтительно; а настоятель, огромный, костлявый, волосатый и глухой на одно ухо,
был похож на лешего, одетого в рясу; глядя в лицо Петра жутким взглядом чёрных глаз, он сказал излишне громко...
— У нас — не строго. У нас — трудно. Даже и пьяницы завелись с той поры, как народ усердно стал посещать обитель.
Пьют. Что делать? Дышит мир и отравляет.
Монахи — тоже люди.
После каждой рюмки Никита, отщипнув сухими и очень белыми пальцами мякиш хлеба, макал его в мёд и не торопясь жевал; тряслась его серая, точно выщипанная бородёнка. Незаметно
было, чтоб вино охмеляло
монаха, но мутноватые глаза его посветлели, оставаясь всё так же сосредоточены на кончике носа. Пётр
пил осторожно, не желая показаться брату пьяным,
пил и думал...
Нужно
было отвести
монаха от этих мыслей.
— Прощай, — проворчал он, сняв фуражку, голову его обильно посолил мелкий дождь. Ехали сосновым лесом,
было очень тихо, только хвоя сосен стеклянно звенела под бисером дождя. На козлах брички подпрыгивал
монах, а лошадь
была рыжая, с какими-то лысыми ушами.
Дворник снял Кучумовы лапы с колен своих, отодвинул собаку ногой; она, поджав хвост, села и скучно дважды пролаяла. Трое людей посмотрели на неё, и один из них мельком подумал, что, может
быть, Тихон и
монах гораздо больше жалеют осиротевшую собаку, чем её хозяина, зарытого в землю.
Но это не украшало отца, не гасило брезгливость к нему, в этом
было даже что-то обидное, принижающее. Отец почти ежедневно ездил в город как бы для того, чтоб наблюдать, как умирает
монах. С трудом, сопя, Артамонов старший влезал на чердак и садился у постели
монаха, уставив на него воспалённые, красные глаза. Никита молчал, покашливая, глядя оловянным взглядом в потолок; руки у него стали беспокойны, он всё одёргивал рясу, обирал с неё что-то невидимое. Иногда он вставал, задыхаясь от кашля.
Приезжал толстый
монах, отец Мардарий, и убеждал отправить Никиту в монастырь, по какому-то уставу он должен умереть именно там и там же его необходимо
было похоронить. Но горбун уговорил Ольгу...
— Забыл я, — торопливо заговорил
монах, прервав брата. — Ты, Яша, скажи Тихону,
спилил бы он кленок у беседки, не пойдёт кленок, нет…
На третий день, рано утром, приехали
монахи; их
было семеро, все разного роста и объёма, они показались Якову неразличимыми, как новорождённые.
Лишь один из них, самый высокий, тощий, с густейшей бородою и не подобающим ни
монаху, ни случаю громким, весёлым голосом, тот, который шёл впереди всех с большим, чёрным крестом в руках, как будто не имел лица:
был он лысый, нос его расплылся по щекам, и кроме двух чёрненьких ямок между лысиной и бородой у него на месте лица ничего не значилось.
Монахи пошли быстрее, чернобородый стал
петь тише, задумчивей, а хор певчих и совсем замолчал.
Я говорю: «Ты
монах, тебе всё это забыть надо, а я —
буду помнить».
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет
быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся //
Монахов в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Левин помнил, как в то время, когда Николай
был в периоде набожности, постов,
монахов, служб церковных, когда он искал в религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем,
монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись.
Бегущие толпы
монахов, жидов, женщин вдруг омноголюдили те города, где какая-нибудь
была надежда на гарнизон и городовое рушение.
Впрочем, это наставление
было вовсе излишне, потому что ректор и профессоры-монахи не жалели лоз и плетей, и часто ликторы [Ликторы — помощники консула.] по их приказанию пороли своих консулов так жестоко, что те несколько недель почесывали свои шаровары.
Казалось, слышно
было, как деревья шипели, обвиваясь дымом, и когда выскакивал огонь, он вдруг освещал фосфорическим, лилово-огненным светом спелые гроздия слив или обращал в червонное золото там и там желтевшие груши, и тут же среди их чернело висевшее на стене здания или на древесном суку тело бедного жида или
монаха, погибавшее вместе с строением в огне.