Неточные совпадения
Дом Самгиных был одним из тех уже редких
в те
годы домов, где хозяева не торопились погасить все
огни.
Угловатые движенья девушки заставляли рукава халата развеваться, точно крылья,
в ее блуждающих руках Клим нашел что-то напомнившее слепые руки Томилина, а говорила Нехаева капризным тоном Лидии, когда та была подростком тринадцати — четырнадцати
лет. Климу казалось, что девушка чем-то смущена и держится, как человек, захваченный врасплох. Она забыла переодеться, халат сползал с плеч ее, обнажая кости ключиц и кожу груди, окрашенную
огнем лампы
в неестественный цвет.
«Один из студентов, возвращенных из Сибири, устроил здесь какие-то идиотские радения с гимназистками: гасил
в комнате
огонь, заставлял капать воду из умывальника
в медный таз и под равномерное падение капель
в темноте читал девицам эротические и мистические стишки. Этим он доводил девчонок до истерики, а недавно оказалось, что одна из них, четырнадцати
лет, беременна».
В этот вечер тщательно, со всей доступной ему объективностью, прощупав, пересмотрев все впечатления последних
лет, Самгин почувствовал себя так совершенно одиноким человеком, таким чужим всем людям, что даже испытал тоскливую боль, крепко сжавшую
в нем что-то очень чувствительное. Он приподнялся и долго сидел, безмысленно глядя на покрытые льдом стекла окна, слабо освещенные золотистым
огнем фонаря. Он был
в состоянии, близком к отчаянию.
В памяти возникла фраза редактора «Нашего края...
— Не знаю, — ответил Самгин, невольно поталкивая гостя к двери, поспешно думая, что это убийство вызовет новые аресты, репрессии, новые акты террора и, очевидно, повторится пережитое Россией двадцать
лет тому назад. Он пошел
в спальню, зажег
огонь, постоял у постели жены, — она спала крепко, лицо ее было сердито нахмурено. Присев на кровать свою, Самгин вспомнил, что, когда он сообщил ей о смерти Маракуева, Варвара спокойно сказала...
Лежа
в постели, Самгин следил, как дым его папиросы сгущает сумрак комнаты, как цветет
огонь свечи, и думал о том, что, конечно, Москва, Россия устали за эти
годы социального террора, возглавляемого царем «карликовых людей», за десять
лет студенческих волнений, рабочих демонстраций, крестьянских бунтов.
— Собирались
в доме ювелира Марковича, у его сына, Льва, — сам Маркович — за границей. Гасили
огонь и
в темноте читали… бесстыдные стихи, при
огне их нельзя было бы читать. Сидели парами на широкой тахте и на кушетке, целовались. Потом, когда зажигалась лампа, — оказывалось, что некоторые девицы почти раздеты. Не все — мальчики, Марковичу —
лет двадцать, Пермякову — тоже так…
Неточные совпадения
Ах, он любил, как
в наши
лета // Уже не любят; как одна // Безумная душа поэта // Еще любить осуждена: // Всегда, везде одно мечтанье, // Одно привычное желанье, // Одна привычная печаль. // Ни охлаждающая даль, // Ни долгие
лета разлуки, // Ни музам данные часы, // Ни чужеземные красы, // Ни шум веселий, ни науки // Души не изменили
в нем, // Согретой девственным
огнем.
Голова его была выбрита; вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще
огнем. «Эхе! — сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных
в 1741
году.
Он говорил, что «нормальное назначение человека — прожить четыре времени
года, то есть четыре возраста, без скачков, и донести сосуд жизни до последнего дня, не пролив ни одной капли напрасно, и что ровное и медленное горение
огня лучше бурных пожаров, какая бы поэзия ни пылала
в них».
Года в три раз этот замок вдруг наполнялся народом, кипел жизнью, праздниками, балами;
в длинных галереях сияли по ночам
огни.
— То есть погасил бы
огонь и остался
в темноте! Хороша жизнь! Эх, Илья! ты хоть пофилософствовал бы немного, право! Жизнь мелькнет, как мгновение, а он лег бы да заснул! Пусть она будет постоянным горением! Ах, если б прожить
лет двести, триста! — заключил он, — сколько бы можно было переделать дела!