Неточные совпадения
Туробоев, холодненький, чистенький и вежливый, тоже смотрел на Клима, прищуривая темные, неласковые глаза, — смотрел вызывающе. Его слишком красивое
лицо особенно сердито морщилось, когда Клим подходил к Лидии, но девочка разговаривала с Климом небрежно, торопливо, притопывая ногами и
глядя в ту сторону, где Игорь. Она все более плотно срасталась с Туробоевым, ходили они взявшись за руки; Климу казалось, что, даже увлекаясь игрою, они играют друг для друга, не видя, не чувствуя никого больше.
Учитель встречал детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх
лицом на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы рук
в рыжие, нечесанные космы жестких и прямых волос, подняв к потолку расколотую, медную бородку, не
глядя на учеников, он спрашивал и рассказывал тихим голосом, внятными словами, но Дронов находил, что учитель говорит «из-под печки».
Она не слушала; задыхаясь и кашляя, наклонясь над его
лицом и
глядя в смущенные глаза его глазами, из которых все падали слезы, мелкие и теплые, она шептала...
Снова оба,
глядя друг на друга, тряслись
в припадке смеха, а Клим Самгин видел, что теперь по мохнатому
лицу хромого льются настоящие слезы.
В голове еще шумел молитвенный шепот баб, мешая думать, но не мешая помнить обо всем, что он видел и слышал. Молебен кончился. Уродливо длинный и тонкий седобородый старик с желтым
лицом и безволосой головой
в форме тыквы, сбросив с плеч своих поддевку, трижды перекрестился,
глядя в небо, встал на колени перед колоколом и, троекратно облобызав край, пошел на коленях вокруг него, крестясь и прикладываясь к изображениям святых.
Он говорил еще что-то, но, хотя
в комнате и на улице было тихо, Клим не понимал его слов, провожая телегу и
глядя, как ее медленное движение заставляет встречных людей врастать
в панели, обнажать головы. Серые тени испуга являлись на
лицах, делая их почти однообразными.
Макаров уговаривал неохотно,
глядя в окно, не замечая, что жидкость капает с ложки на плечо Диомидова. Тогда Диомидов приподнял голову и спросил, искривив опухшее
лицо...
— Ш-ш, — прошептала она, подняв руку, опасливо
глядя на двери, а он, понизив голос,
глядя в ее усталое
лицо, продолжал...
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая женщина из Олонецкого края сказывала о том, как мать богатыря Добрыни прощалась с ним, отправляя его
в поле, на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит на коленях и держит меч на вытянутых руках,
глядя покорными глазами
в лицо матери.
Царь, маленький, меньше губернатора, голубовато-серый, мягко подскакивал на краешке сидения экипажа, одной рукой упирался
в колено, а другую механически поднимал к фуражке, равномерно кивал головой направо, налево и улыбался,
глядя в бесчисленные кругло открытые, зубастые рты,
в красные от натуги
лица. Он был очень молодой, чистенький, с красивым, мягким
лицом, а улыбался — виновато.
— Весьма опасаюсь распущенного ума! — продолжал он,
глядя в окно, хотя какую-то частицу его взгляда Клим щекотно почувствовал на своем
лице. — Очень верно сказано: «Уме недозрелый, плод недолгой науки». Ведь умишко наш — неблаговоспитанный кутенок, ему — извините! — все равно, где гадить — на кресле, на дорогом ковре и на престоле царском,
в алтарь пустите — он и там напачкает. Он, играючи, мебель грызет, сапог, брюки рвет,
в цветочных клумбах ямки роет, губитель красоты по силе глупости своей.
Она как будто начинала бредить. Потом вдруг замолкла. Это было так странно, точно она вышла из комнаты, и Самгин снова почувствовал холод испуга. Посидев несколько минут,
глядя в заостренное
лицо ее, послушав дыхание, он удалился
в столовую, оставив дверь открытой.
— Я ничего не знал, она сама решила, — тихонько, торопливо говорил Самгин,
глядя в мокрое
лицо,
в недоверчивые глазки, из которых на мешки ее полуобнаженных грудей капали эти необыкновенные маленькие слезинки.
Из Петербурга Варвара приехала заметно похорошев; под глазами, оттеняя их зеленоватый блеск, явились интересные пятна; волосы она заплела
в две косы и уложила их плоскими спиралями на уши, на виски, это сделало
лицо ее шире и тоже украсило его. Она привезла широкие платья без талии, и,
глядя на них, Самгин подумал, что такую одежду очень легко сбросить с тела. Привезла она и новый для нее взгляд на литературу.
«У меня температура, — вероятно, около сорока», — соображал Самгин,
глядя на фыркающий самовар; горячая медь отражала вместе с его
лицом какие-то полосы, пятна, они снова превратились
в людей, каждый из которых размножился на десятки и сотни подобных себе, образовалась густейшая масса одинаковых фигур, подскакивали головы, как зерна кофе на горячей сковороде, вспыхивали тысячами искр разноцветные глаза, создавался тихо ноющий шумок…
Лицо полковника вдруг обмякло, как будто скулы его растаяли, глаза сделались обнаженнее, и Самгин совершенно ясно различил
в их напряженном взгляде и страх и негодование. Пожав плечами и
глядя в эти спрашивающие глаза, он ответил...
Глядя в его искаженное лютовскими гримасами
лицо, Самгин подумал, что полковник ненормален, что он может бросить
в голову чем-нибудь, а то достанет револьвер из ящика стола…
Самгин чувствовал себя человеком, который случайно попал за кулисы театра,
в среду третьестепенных актеров, которые не заняты
в драме, разыгрываемой на сцене, и не понимают ее значения.
Глядя на свое отражение
в зеркале, на сухую фигурку, сероватое, угнетенное
лицо, он вспомнил фразу из какого-то французского романа...
Глядя на вытянутое
лицо,
в прищуренные глазки, Самгин ответил...
Самгин молчал,
глядя на площадь, испытывая боязнь перед открытым пространством. Ноги у него отяжелели, даже как будто примерзли к земле. Егорша все говорил тихо, но возбужденно, помахивая шапкой
в лицо свое...
Он говорил еще что-то, но Самгин не слушал его,
глядя, как водопроводчик, подхватив Митрофанова под мышки, везет его по полу к пролому
в стене. Митрофанов двигался, наклонив голову на грудь, спрятав
лицо; пальто, пиджак на нем были расстегнуты, рубаха выбилась из-под брюк, ноги волочились по полу, развернув носки.
Становилось холоднее. По вечерам
в кухне собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились, говорили о событиях
в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно ясное руководительство партии. Самгин, не вслушиваясь
в их речи, но
глядя на
лица этих людей, думал, что они заражены верой
в невозможное, — верой, которую он мог понять только как безумие. Они продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который не нужен им, но и не мешает.
— От них надобно прятаться? — спросил Клим,
глядя в глупое и вдруг покрасневшее
лицо Брагина, — вздернув плечи, Брагин обиженно и погромче сказал...
Она вдруг замолчала и, вскинув голову,
глядя в упор
в лицо Самгина, сказала, блеснув глазами...
Вера Петровна молчала,
глядя в сторону, обмахивая
лицо кружевным платком. Так молча она проводила его до решетки сада. Через десяток шагов он обернулся — мать еще стояла у решетки, держась за копья обеими руками и вставив
лицо между рук. Самгин почувствовал неприятный толчок
в груди и вздохнул так, как будто все время задерживал дыхание. Он пошел дальше, соображая...
— Я — не верю вам, не могу верить, — почти закричал Самгин, с отвращением
глядя в поднятое к нему мохнатое, дрожащее
лицо. Мельком взглянул
в сторону Тагильского, — тот стоял, наклонив голову, облако дыма стояло над нею, его
лица не видно было.
Раздеваясь
в прихожей и
глядя в длинное, важное
лицо Фелицаты, Дронов, посмеиваясь, грубовато говорил...
— Много — четверть? — спросила она, внимательно
глядя в его
лицо. Самгин получал половину и сказал, что четверть — достаточно.
Впереди толпы шагали, подняв
в небо счастливо сияющие
лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди
в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты
в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты
в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками
в руках, женщины
в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты,
глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
Серый человек говорил, наклонясь к литератору, схватив его за колено и собакой
глядя в красивое, мрачно нахмуренное
лицо...
«Дмитрий Самгин, освободитель человечества», — подумал Клим Иванович Самгин
в тон речам Воинова, Пыльникова и — усмехнулся,
глядя, как студент, слушая речи мудрецов, повертывает неестественно белое
лицо от одного к другому.