Неточные совпадения
Вытирая шарфом лицо свое, мать
заговорила уже не сердито, а тем уверенным голосом, каким она объясняла непонятную путаницу в нотах, давая Климу уроки музыки. Она сказала, что учитель снял с юбки ее гусеницу и только, а ног не обнимал, это
было бы неприлично.
— Ну, что твой стрелок? — спросил Варавка. Выслушав ответ Клима, он недоверчиво осмотрел его, налил полный фужер вина, благочестиво
выпил половину, облизал свою мясную губу и
заговорил, откинувшись на спинку стула, пристукивая пальцем по краю стола...
Туробоев, закурив папиросу о свой же окурок, поставил его в ряд шести других, уже погасших. Туробоев
был нетрезв, его волнистые, негустые волосы встрепаны, виски потны, бледное лицо побурело, но глаза, наблюдая за дымящимся окурком, светились пронзительно. Кутузов смотрел на него взглядом осуждающим. Дмитрий, полулежа на койке,
заговорил докторально...
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву, девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса, глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег
был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и
заговорила своим слабым голосом...
— Что ж ты как вчера? —
заговорил брат, опустив глаза и укорачивая подтяжки брюк. — Молчал, молчал… Тебя считали серьезно думающим человеком, а ты вдруг такое, детское. Не знаешь, как тебя понять. Конечно,
выпил, но ведь говорят: «Что у трезвого на уме — у пьяного на языке».
— Вот я
была в театральной школе для того, чтоб не жить дома, и потому, что я не люблю никаких акушерских наук, микроскопов и все это, —
заговорила Лидия раздумчиво, негромко. — У меня
есть подруга с микроскопом, она верит в него, как старушка в причастие святых тайн. Но в микроскоп не видно ни бога, ни дьявола.
— Беседуя с одним, она всегда заботится, чтоб другой не слышал, не знал, о чем идет речь. Она как будто боится, что люди
заговорят неискренно, в унисон друг другу, но, хотя противоречия интересуют ее, — сама она не любит возбуждать их. Может
быть, она думает, что каждый человек обладает тайной, которую он способен сообщить только девице Лидии Варавка?
Варавка насытился, вздохнул, сладостно закрыв глаза,
выпил стакан вина и, обмахивая салфеткой лицо, снова
заговорил...
— Я нахожу интересных людей наименее искренними, —
заговорил Клим, вдруг почувствовав, что теряет власть над собою. — Интересные люди похожи на индейцев в боевом наряде, раскрашены, в перьях. Мне всегда хочется умыть их и выщипать перья, чтоб под накожной раскраской увидать человека таким, каков он
есть на самом деле.
С раздражением, источник которого
был не ясен для него, Клим
заговорил...
Лютов
был явно настроен на скандал, это очень встревожило Клима, он попробовал вырвать руку, но безуспешно. Тогда он увлек Лютова в один из переулков Тверской, там встретили извозчика-лихача. Но, усевшись в экипаж, Лютов, глядя на густые толпы оживленного, празднично одетого народа,
заговорил еще громче в синюю спину возницы...
Самгин сначала подумал, что этот купец, должно
быть, хитер и жесток. Когда
заговорили о мощах Серафима Саровского, Радеев, вздохнув, сказал...
Сверху спускалась Лидия. Она садилась в угол, за роялью, и чужими глазами смотрела оттуда, кутая, по привычке, грудь свою газовым шарфом. Шарф
был синий, от него на нижнюю часть лица ее ложились неприятные тени. Клим
был доволен, что она молчит, чувствуя, что, если б она
заговорила, он стал бы возражать ей. Днем и при людях он не любил ее.
— Как это странно! — тихо
заговорила она, глядя в лицо его и мигая. — Я
была уверена, что сказала тебе… что читала письмо Алины… Ты не забыл?..
— Всегда спокойная, холодная, а — вот, —
заговорил он, усмехаясь, но тотчас же оборвал фразу и неуместно чмокнул. — Пуаре? — переспросил он неестественно громко и неестественно оживленно начал рассказывать: — Он — брат известного карикатуриста Каран-д’Аша, другой его брат — капитан одного из пароходов Добровольного флота, сестра — актриса, а сам он
был поваром у губернатора, затем околоточным надзирателем, да…
Было скучно, и чувствовалось, что у этих людей что-то не ладится, все они недовольны чем-то или кем-то, Самгин решил показать себя и
заговорил, что о социальной войне думают и что
есть люди, для которых она — решенное дело.
— Улита едет, да — когда-то
будет? — ответила она и еще более удивила Самгина, тотчас же
заговорив ласково, дружески...
Дмитрий посмотрел на нее, на брата и, должно
быть, сжал зубы, лицо его смешно расширилось, волосы бороды на скулах встали дыбом, он махнул рукою за плечо свое и, шумно вздохнув,
заговорил, поглаживая щеки...
Да, искорки
были, Самгин обнаружил их,
заговорив с Никоновой о своих встречах с нею.
Семья Трифонова
была на даче;
заговорив Самгиных до отупения, он угостил их превосходным ужином на пароходе,
напоил шампанским, развеселился еще более и предложил отвезти их к морскому пароходу на «Девять фут» в своем катере.
Самгин, снимая и надевая очки, оглядывался, хотелось увидеть пароход, судно рыбаков, лодку или хотя бы птицу, вообще что-нибудь от земли. Но
был только совершенно гладкий, серебристо-зеленый круг — дно воздушного мешка; по бортам темной шкуны сверкала светлая полоса, и над этой огромной плоскостью — небо, не так глубоко вогнутое, как над землею, и скудное звездами. Самгин ощутил необходимость
заговорить, заполнить словами пустоту, развернувшуюся вокруг него и в нем.
— Наш повар утверждает, что студенты бунтуют — одни от голода, а другие из дружбы к ним, —
заговорила Варвара, усмехаясь. — «Если б, говорит, я
был министром, я бы посадил всех на казенный паек, одинаковый для богатых и бедных, — сытым нет причины бунтовать». И привел изумительное доказательство: нищие — сыты и — не бунтуют.
— Да — как же, — обиженно
заговорил Косарев. — Али это порядок: хлеб воровать? Нет, господин, я своевольства не признаю. Конечно: и
есть — надо, и сеять — пора. Ну, все-таки: начальство-то знает что-нибудь али — не знает?
—
Был там один еврей, —
заговорила Варвара, погасив папиросу и как бы продолжая рассказ, начатый ею давно.
— Самоубивец твой чай
пьет, генералов угощает: спасибо за службу! А ты мне зубы хочешь
заговорить…
Самгин
был ошеломлен и окончательно убедился в безумии полковника. Он поправил очки, придумывая — что сказать? Но Васильев, не ожидая, когда он
заговорит, продолжал...
Все это
было не страшно, но, когда крик и свист примолкли, стало страшней. Кто-то
заговорил певуче, как бы читая псалтырь над покойником, и этот голос, укрощая шум, создал тишину, от которой и стало страшно. Десятки глаз разглядывали полицейского, сидевшего на лошади, как существо необыкновенное, невиданное. Молодой парень, без шапки, черноволосый, сорвал шашку с городового, вытащил клинок из ножен и, деловито переломив его на колене, бросил под ноги лошади.
— Старика этого мы давно знаем, он как раз и
есть, —
заговорил штатский, но раздалось несколько выстрелов, солдат побежал, штатский, вскинув ружье на плечо, тоже побежал на выстрелы. Прогремело железо, тронутое пулей, где-то близко посыпалась штукатурка.
— Ну, что же плакать? — не глядя на нее,
заговорил он. — Анфимьевна… очень стара! Она
была исключительно примерная…
— Трудно поумнеть, — вздохнула Дуняша. — Раньше, хористкой, я
была умнее, честное слово! Это я от мужа поглупела. Невозможный! Ему скажешь три слова, а он тебе — триста сорок! Один раз, ночью, до того
заговорил, что я его по-матерному обругала…
Это
было глупо, смешно и унизительно. Этого он не мог ожидать, даже не мог бы вообразить, что Дуняша или какая-то другая женщина
заговорит с ним в таком тоне. Оглушенный, точно его ударили по голове чем-то мягким, но тяжелым, он попытался освободиться из ее крепких рук, но она, сопротивляясь, прижала его еще сильней и горячо шептала в ухо ему...
— Поверьте слову: говорун этот — обыкновенный вор, и тут у него
были помощники; он зубы нам
заговаривал, а те — работали.
— Бунты — это нас не касаемо, господин! —
заговорил торопливо лысый. — Конешно, у нас
есть причина бунтовать, да — смыслу нету!
— Н-ну, вот, —
заговорил Безбедов, опустив руки, упираясь ладонями в колена и покачиваясь. — Придется вам защищать меня на суде. По обвинению в покушении на убийство, в нанесении увечья… вообще — черт знает в чем! Дайте
выпить чего-нибудь…
Это
была явная ирония, но дальше она
заговорила своим обычным тоном...
Самгин
пил кофе, читая газету, не следил за глупостями неприятного гостя, но тот вдруг
заговорил тише и как будто разумнее...
«Пьянеет», — отметил Самгин и насторожился, ожидая, что Безбедов начнет говорить о Марине. Но он, сразу
выпив пиво,
заговорил, брызгая пеной с губ...
Судорожно вздыхал и шипел пар под вагоном, —
было несколько особенно длинных секунд, когда Самгин не слышал ни звука, кроме этого шипения, а потом, около вагона,
заговорили несколько голосов, и один, особенно громко, сказал...
Самгин дождался, когда пришел маленький, тощий, быстроглазый человек во фланелевом костюме, и они с Крэйтоном
заговорили, улыбаясь друг другу, как старые знакомые. Простясь, Самгин пошел в буфет, с удовольствием позавтракал,
выпил кофе и отправился гулять, думая, что за последнее время все события в его жизни разрешаются быстро и легко.
Круг людей медленно двигался справа налево, двигался всей массой и почти бесшумно, едва слышен
был шорох подошв о дерево пола. Когда кончили
петь, —
заговорила Марина...
Вот она
заговорила, но в топоте и шуме голосов ее голос
был не слышен, а круг снова разрывался, люди, отлетая в сторону, шлепались на пол с мягким звуком, точно подушки, и лежали неподвижно; некоторые, отскакивая, вертелись одиноко и парами, но все падали один за другим или, протянув руки вперед, точно слепцы, пошатываясь, отходили в сторону и там тоже бессильно валились с ног, точно подрубленные.
Настроение Самгина становилось тягостным. С матерью
было скучно, неловко и являлось чувство, похожее на стыд за эту скуку. В двери из сада появился высокий человек в светлом костюме и, размахивая панамой,
заговорил грубоватым басом...
— Человек несимпатичный, но — интересный, — тихо
заговорил Иноков. — Глядя на него, я, бывало, думал: откуда у него эти судороги ума? Страшно ему жить или стыдно? Теперь мне думается, что стыдился он своего богатства, бездолья, романа с этой шалой бабой. Умный он
был.
Макаров ответил невнятно, а Иноков, должно
быть, усмехнулся, голос его звучал весело, когда он
заговорил...
Ожидая воды, Бердников пожаловался на неприятную погоду, на усталость сердца, а затем, не торопясь,
выпив воды, он, постукивая указательным пальцем по столу,
заговорил деловито, но как будто и небрежно...
Самгину подумалось, что настал момент, когда можно бы
заговорить с Бердниковым о Марине, но мешал Попов, — в его настроении
было что-то напряженное, подстерегающее, можно
было думать, что он намерен затеять какой-то деловой разговор, а Бердников не хочет этого, потому и говорит так много, почти непрерывно. Вот Попов угрюмо пробормотал что-то о безответственности, — толстый человек погладил ладонями бескостное лицо свое и
заговорил более звонко, даже как бы ехидно...
— Поругались с Бердниковым? — тоном старого знакомого спросил он, усаживаясь в кресла, и, не ожидая ответа,
заговорил, как бы извиняясь: — Вышло так, как будто я вас подвел. Но у меня дурацкое положение
было: не познакомить вас с бандитом этим я — не мог, да притом, оказывается, он уже
был у вас, чертов кум…
— Я почти два года близко знал ее, —
заговорил он. — Знал, но — не мог понять. Вам известно, что она
была кормчей в хлыстовском корабле?
— Все это у тебя очень односторонне, ведь
есть другие явления, — докторально
заговорил он, но Дронов, взмахнув каракулевой шапкой, прервал его речь...
— Однако, хотя и личное, — начал
было Ногайцев, но, когда Тося уставила на него свои темные глаза, он изменил тон и быстро
заговорил...