Неточные совпадения
В глазах ее
застыло что-то монашески унылое и сердитое, но казалось, что она теперь более ребенок, чем была несколько недель тому назад.
Александровская колонна неприятно напоминала фабричную трубу, из которой вылетел бронзовый ангел и нелепо
застыл в воздухе, как бы соображая, куда бросить крест.
И все-таки чувствовал, что где-то глубоко
в нем
застыло убеждение, что Лидия создана для особенной жизни и любви. Разбираться
в чувстве к ней очень мешал широкий поток впечатлений, — поток,
в котором Самгин кружился безвольно и все быстрее.
Поярков, стараясь говорить внушительно и спокойно, поблескивал желтоватыми белками,
в которых неподвижно
застыли темные зрачки, напирал животом на маленького Прейса, загоняя его
в угол, и там тискал его короткими, сердитыми фразами...
Когда эти серые люди, неподвижно
застыв, слушали Маракуева,
в них являлось что-то общее с летучими мышами: именно так неподвижно и жутко висят вниз головами ослепленные светом дня крылатые мыши
в темных уголках чердаков,
в дуплах деревьев.
Глаза его,
в которых
застыл тупой испуг, его низкий лоб, густые волосы, обмазавшие череп его, как смола, тяжелая челюсть, крепко сжатые губы — все это крепко въелось
в память Самгина, и на следующих процессах он уже
в каждом подсудимом замечал нечто сходное с отцеубийцей.
Она точно
застыла в возрасте между шестым и седьмым десятком лет, не стареет, не теряет сил.
Она тотчас пришла.
В сером платье без талии, очень высокая и тонкая,
в пышной шапке коротко остриженных волос, она была значительно моложе того, как показалась на улице. Но капризное лицо ее все-таки сильно изменилось, на нем
застыла какая-то благочестивая мина, и это делало Лидию похожей на английскую гувернантку, девицу, которая уже потеряла надежду выйти замуж. Она села на кровать
в ногах мужа, взяла рецепт из его рук, сказав...
«Убил. Теперь меня убьет», — подумал Самгин, точно не о себе;
в нем
застыл другой страх, как будто не за себя, а — тяжелее, смертельней.
Придерживая очки, Самгин смотрел и
застывал в каком-то еще не испытанном холоде.
Когда Самгин, все более
застывая в жутком холоде, подумал это — память тотчас воскресила вереницу забытых фигур: печника
в деревне, грузчика Сибирской пристани, казака, который сидел у моря, как за столом, и чудовищную фигуру кочегара у Троицкого моста
в Петербурге. Самгин сел и, схватясь руками за голову, закрыл уши. Он видел, что Алина сверкающей рукой гладит его плечо, но не чувствовал ее прикосновения.
В уши его все-таки вторгался шум и рев. Пронзительно кричал Лютов, топая ногами...
Потом дома потемнели,
застыли раскаленные штыки и каски, высокий пожарный разбежался и перепрыгнул через груду углей
в темноту.
Дуняша ушла за аспирином, а он подошел к зеркалу и долго рассматривал
в нем почти незнакомое, сухое, длинное лицо с желтоватой кожей, с мутными глазами, —
в них
застыло нехорошее, неопределенное выражение не то растерянности, не то испуга.
Девица Анна Обоимова оказалась маленькой, толстенькой, с желтым лицом и, видимо, очарованной чем-то:
в ее бесцветных глазах неистребимо
застыла мягкая, радостная улыбочка, дряблые губы однообразно растягивались и сжимались бантиком, — говорила она обо всем вполголоса, как о тайном и приятном; умильная улыбка не исчезла с лица ее и тогда, когда девица сообщила Самгину...
Ослепительно блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных кучеров и грумов, их головы
в лакированных шляпах казались металлическими, на лицах
застыла суровая важность, как будто они правили не только лошадьми, а всем этим движением по кругу, над небольшим озером; по спокойной, все еще розоватой
в лучах солнца воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а на берегах шумели ярко одетые дети, бросая птицам хлеб.
— Умирает, — сказала она, садясь к столу и разливая чай. Густые брови ее сдвинулись
в одну черту, и лицо стало угрюмо,
застыло. — Как это тяжело: погибает человек, а ты не можешь помочь ему.
Было уже очень поздно. На пустынной улице
застыл холодный туман, не решаясь обратиться
в снег или
в дождь.
В тумане висели пузыри фонарей, окруженные мутноватым радужным сиянием, оно тоже
застыло. Кое-где среди черных окон поблескивали желтые пятна огней.
Маленькая лекция по философии угрожала разрастись
в солидную, Самгину стало скучно слушать и несколько неприятно следить за игрой лица оратора. Он обратил внимание свое на женщин, их было десятка полтора, и все они как бы
застыли, очарованные голосом и многозначительной улыбочкой красноречивого Платона.
— Вы, по обыкновению, глумитесь, Харламов, — печально, однако как будто и сердито сказал хозяин. — Вы — запоздалый нигилист, вот кто вы, — добавил он и пригласил ужинать, но Елена отказалась. Самгин пошел провожать ее. Было уже поздно и пустынно, город глухо ворчал, засыпая. Нагретые за день дома,
остывая, дышали тяжелыми запахами из каждых ворот. На одной улице луна освещала только верхние этажи домов на левой стороне, а
в следующей улице только мостовую, и это раздражало Самгина.
Убедило его
в этом напряженное внимание Фроленкова и Денисова, кумовья сидели не шевелясь,
застыв в неподвижности до того, что Фроленков, держа
в одной руке чайную ложку с медом, а другой придерживая стакан, не решался отправить ложку
в рот, мед таял и капал на скатерть, а когда безмолвная супруга что-то прошептала ему, он,
в ответ ей, сердито оскалил зубы.
Ногайцев старался утешать, а приват-доцент Пыльников усиливал тревогу. Он служил на фронте цензором солдатской корреспонденции, приехал для операции аппендикса, с месяц лежал
в больнице, сильно похудел, оброс благочестивой светлой бородкой, мягкое лицо его подсохло, отвердело, глаза открылись шире, и
в них
застыло нечто постное, унылое. Когда он молчал, он сжимал челюсти, и борода его около ушей непрерывно, неприятно шевелилась, но молчал он мало, предпочитая говорить.
Неточные совпадения
Минуты этой задумчивости были самыми тяжелыми для глуповцев. Как оцепенелые
застывали они перед ним, не будучи
в силах оторвать глаза от его светлого, как сталь, взора. Какая-то неисповедимая тайна скрывалась
в этом взоре, и тайна эта тяжелым, почти свинцовым пологом нависла над целым городом.
И между тем душа
в ней ныла, // И слез был полон томный взор. // Вдруг топот!.. кровь ее
застыла. // Вот ближе! скачут… и на двор // Евгений! «Ах!» — и легче тени // Татьяна прыг
в другие сени, // С крыльца на двор, и прямо
в сад, // Летит, летит; взглянуть назад // Не смеет; мигом обежала // Куртины, мостики, лужок, // Аллею к озеру, лесок, // Кусты сирен переломала, // По цветникам летя к ручью, // И, задыхаясь, на скамью
Дай оглянусь. Простите ж, сени, // Где дни мои текли
в глуши, // Исполнены страстей и лени // И снов задумчивой души. // А ты, младое вдохновенье, // Волнуй мое воображенье, // Дремоту сердца оживляй, //
В мой угол чаще прилетай, // Не дай
остыть душе поэта, // Ожесточиться, очерстветь // И наконец окаменеть //
В мертвящем упоенье света, //
В сем омуте, где с вами я // Купаюсь, милые друзья!
«Онегин, я тогда моложе, // Я лучше, кажется, была, // И я любила вас; и что же? // Что
в сердце вашем я нашла? // Какой ответ? одну суровость. // Не правда ль? Вам была не новость // Смиренной девочки любовь? // И нынче — Боже! —
стынет кровь, // Как только вспомню взгляд холодный // И эту проповедь… Но вас // Я не виню:
в тот страшный час // Вы поступили благородно, // Вы были правы предо мной. // Я благодарна всей душой…
Нет: рано чувства
в нем
остыли; // Ему наскучил света шум; // Красавицы не долго были // Предмет его привычных дум; // Измены утомить успели; // Друзья и дружба надоели, // Затем, что не всегда же мог // Beef-steaks и страсбургский пирог // Шампанской обливать бутылкой // И сыпать острые слова, // Когда болела голова; // И хоть он был повеса пылкой, // Но разлюбил он наконец // И брань, и саблю, и свинец.