Неточные совпадения
Все, что Дронов рассказывал о жизни города, отзывалось непрерывно кипевшей злостью и сожалением, что из этой злости нельзя извлечь
пользу, невозможно превратить ее в газетные строки. Злая пыль повестей хроникера и отталкивала Самгина, рисуя жизнь медленным потоком скучной пошлости, и привлекала, позволяя ему видеть себя
не похожим
на людей, создающих эту пошлость. Но все же он раза два заметил Дронову...
— Вот, например, англичане: студенты у них
не бунтуют, и вообще они — живут без фантазии,
не бредят, потому что у них — спорт. Мы
на Западе плохое — хватаем, а хорошего —
не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что
пользы в этом мало, только секты расплодились.
Лидия пожала его руку молча. Было неприятно видеть, что глаза Варвары провожают его с явной радостью. Он ушел, оскорбленный равнодушием Лидии, подозревая в нем что-то искусственное и демонстративное. Ему уже казалось, что он ждал: Париж сделает Лидию более простой, нормальной, и, если даже несколько развратит ее, — это пошло бы только в
пользу ей. Но, видимо, ничего подобного
не случилось и она смотрит
на него все теми же глазами ночной птицы, которая
не умеет жить днем.
— Сей братолюбивый делатель
на ниве жизни, господом благословенной,
не зарыл в землю талантов, от бога данных ему, а обильно украсил ими тихий град наш
на пользу и в поучение нам.
— Ну, что ж нам растягивать эту историю, — говорил он, равнодушно и, пожалуй, даже печально уставив глаза
на Самгина. — Вы, разумеется, показаний
не дадите, —
не то — спросил,
не то — посоветовал он. — Нам известно, что, прибыв из Москвы, воспользовавшись помощью местного комитета большевиков и в
пользу этого комитета, вы устроили ряд платных собраний,
на которых резко критиковали мероприятия правительства, — угодно вам признать это?
— Да, революция — кончена! Но —
не будем жаловаться
на нее, — нам, интеллигенции, она принесла большую
пользу. Она счистила, сбросила с нас все то лишнее, книжное, что мешало нам жить, как ракушки и водоросли
на киле судна мешают ему плавать…
— Далее: дело по иску родственников купца Потапова, осужденного
на поселение за принадлежность к секте хлыстов. Имущество осужденного конфисковано частично в
пользу казны. Право
на него моей почтенной доверительницы недостаточно обосновано, но она обещала представить еще один документ. Здесь, мне кажется, доверительница заинтересована
не имущественно, а, так сказать, гуманитарно, и, если
не ошибаюсь, цель ее — добиться пересмотра дела. Впрочем, вы сами увидите…
— Головастик этот, Томилин, читал и здесь года два тому назад, слушала я его. Тогда он немножко
не так рассуждал, но уже можно было предвидеть, что докатится и до этого. Теперь ему надобно будет православие возвеличить. Религиозные наши мыслители из интеллигентов неизбежно упираются лбами в двери казенной церкви, — простой, сыромятный народ самостоятельнее, оригинальнее. — И, прищурясь, усмехаясь, она сказала: — Грамотность — тоже
не всякому
на пользу.
За окном тяжко двигался крестный ход: обыватели города, во главе с духовенством всех церквей, шли за город, в поле — провожать икону Богородицы в далекий монастырь, где она пребывала и откуда ее приносили ежегодно в субботу
на пасхальной неделе «гостить», по очереди, во всех церквах города, а из церквей, торопливо и
не очень «благолепно», носили по всем домам каждого прихода, собирая с «жильцов» десятки тысяч священной дани в
пользу монастыря.
— Что же печалиться? Отца Ганьки арестовали и осудили за воровство, она о делах отца и мужа ничего
не знала, ей тюрьма оказалась
на пользу. Второго мужа ее расстреляли
не за грабеж, а за участие в революционной работе.
— Молчи, мордвин! — кричал Дронов. — А — итало-турецкой войны —
не хотите? Хо-хо-о! Все —
на пользу… Итальянцы у нас больше хлеба купят…
Древнейшее о ценсуре узаконение, доселе известное, находим в 1486 году, изданное в самом том городе, где изобретено книгопечатание. Предузнавали монашеские правления, что оно будет орудием сокрушения их власти, что оно ускорит развержение общего рассудка, и могущество, на мнении, а
не на пользе общей основанное, в книгопечатании обрящет свою кончину. Да позволят нам здесь присовокупить памятник, ныне еще существующий на пагубу мысли и на посрамление просвещения.
Но сын подумал, что отец боится сказать ему, и стал разбирать все вещи отцовские, чтобы понять по ним, как все сделано, и перепортил и погубил все, что получил от отца, а все, что сделал нового, все это было
не на пользу; по ему не хотелось признаться, что он все перепортил, и он жил и мучался, а всем говорил, что отец ему ничего и не давал, а все он сделал себе сам.
Неточные совпадения
Такое разнообразие мероприятий, конечно,
не могло
не воздействовать и
на самый внутренний склад обывательской жизни; в первом случае обыватели трепетали бессознательно, во втором — трепетали с сознанием собственной
пользы, в третьем — возвышались до трепета, исполненного доверия.
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно.
Не трогайте вы меня, а я вас
не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же
на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать
не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
Во-первых, последний будет за сие предан суду и чрез то лишится права
на пенсию; во-вторых, и для самих обывателей будет от того
не польза, а вред.
Впрочем, для нас это вопрос второстепенный; важно же то, что глуповцы и во времена Иванова продолжали быть благополучными и что, следовательно, изъян, которым он обладал, послужил обывателям
не во вред, а
на пользу.
Однако Аленка и
на этот раз
не унялась, или, как выражается летописец, «от бригадировых шелепов [Ше́леп — плеть, палка.]
пользы для себя
не вкусила». Напротив того, она как будто пуще остервенилась, что и доказала через неделю, когда бригадир опять пришел в кабак и опять поманил Аленку.