Неточные совпадения
Но Клим почему-то не поверил ей и оказался прав: через двенадцать
дней жена доктора умерла, а Дронов по секрету сказал ему, что она выпрыгнула из окна и убилась. В
день похорон, утром, приехал отец, он говорил речь над могилой докторши и
плакал.
Плакали все знакомые, кроме Варавки, он, стоя в стороне, курил сигару и ругался с нищими.
Лидия вывихнула ногу и одиннадцать
дней лежала в постели. Левая рука ее тоже была забинтована. Перед отъездом Игоря толстая, задыхающаяся Туробоева, страшно выкатив глаза, привела его проститься с Лидией, влюбленные, обнявшись,
плакали,
заплакала и мать Игоря.
Он был очень недоволен этой встречей и самим собою за бесцветность и вялость, которые обнаружил, беседуя с Дроновым. Механически воспринимая речи его, он старался догадаться: о чем вот уж три
дня таинственно шепчется Лидия с Алиной и почему они сегодня внезапно уехали на дачу? Телепнева встревожена, она, кажется,
плакала, у нее усталые глаза; Лидия, озабоченно ухаживая за нею, сердито покусывает губы.
Бывали
дни, когда она смотрела на всех людей не своими глазами, мягко, участливо и с такой грустью, что Клим тревожно думал: вот сейчас она начнет каяться, нелепо расскажет о своем романе с ним и
заплачет черными слезами.
Слезы текли скупо из его глаз, но все-таки он ослеп от них, снял очки и спрятал лицо в одеяло у ног Варвары. Он впервые
плакал после
дней детства, и хотя это было постыдно, а — хорошо: под слезами обнажался человек, каким Самгин не знал себя, и росло новое чувство близости к этой знакомой и незнакомой женщине. Ее горячая рука гладила затылок, шею ему, он слышал прерывистый шепот...
— Милый, я — рада! Так рада, что — как пьяная и даже
плакать хочется! Ой, Клим, как это удивительно, когда чувствуешь, что можешь хорошо делать свое
дело! Подумай, — ну, что я такое? Хористка, мать — коровница, отец — плотник, и вдруг — могу! Какие-то морды, животы перед глазами, а я — пою, и вот, сейчас — сердце разорвется, умру! Это… замечательно!
Через несколько
дней правительство разогнало Думу, а кадеты выпустили прокламацию, уговаривая крестьян не давать рекрутов, не
платить налогов. Безбедов, размахивая газетой, захрипел...
— Экзаменуете меня, что ли? Я же не идиот все-таки! Дума — горчич-ник на шею, ее
дело — отвлекать прилив крови к мозгу, для этого она и прилеплена в сумасбродную нашу жизнь! А кадеты играют на бунт. Налогов не
платить! Что же, мне спичек не покупать, искрами из глаз огонь зажигать, что ли?
— Детскость какая! Пришла к генералу дочь генерала и —
заплакала, дурочка: ах, я должна застрелить вас, а — не могу, вы — друг моего отца! Татьяна-то Леонтьева, которая вместо министра Дурново какого-то немца-коммивояжера подстрелила, тоже, кажется, генеральская дочь? Это уж какие-то семейные
дела…
Затем она предложила Самгину взять все
дела и по старым
делам Прозорова
платить ей четверть гонорара.
— Нужно, чтоб дети забыли такие
дни… Ша! — рявкнул он на женщину, и она, закрыв лицо руками, визгливо
заплакала.
Плакали многие. С лестницы тоже кричали, показывали кулаки, скрипело дерево перил, оступались ноги, удары каблуков и подошв по ступеням лестницы щелкали, точно выстрелы. Самгину казалось, что глаза и лица детей особенно озлобленны, никто из них не
плакал, даже маленькие,
плакали только грудные.
— А — не буде ниякого
дела с войны этой… Не буде. Вот у нас, в Старом Ясене, хлеб сжали да весь и сожгли, так же и в Халомерах, и в Удрое, — весь! Чтоб немцу не досталось. Мужик
плачет, баба —
плачет. Что
плакать? Слезой огонь не погасишь.
Она
плачет день и ночь с причитываниями, поминая своих покинутых родных, как усопших, а муж, сознавая свою великую вину перед ней, молчит угрюмо, но, наконец, выйдя из себя, начинает бить ее и бранить за то, что она приехала сюда.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да что? мне нет никакого
дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я
заплачу,
заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
— Нет. Он в своей каморочке // Шесть
дней лежал безвыходно, // Потом ушел в леса, // Так пел, так
плакал дедушка, // Что лес стонал! А осенью // Ушел на покаяние // В Песочный монастырь.
Тужила, горько
плакала, // А
дело девка делала:
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь
плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на
дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.
Однако упорство старика заставило Аленку призадуматься. Воротившись после этого разговора домой, она некоторое время ни за какое
дело взяться не могла, словно места себе не находила; потом подвалилась к Митьке и горько-горько
заплакала.