Неточные совпадения
И каждый вечер из флигеля в глубине двора величественно являлась Мария Романовна, высокая, костистая, в черных очках, с обиженным
лицом без губ и в кружевной черной шапочке на полуседых волосах, из-под шапочки строго торчали большие,
серые уши.
Это был высокий старик в шапке волос, курчавых, точно овчина, грязно-серая борода обросла его
лицо от глаз до шеи, сизая шишка носа едва заметна на
лице, рта совсем не видно, а на месте глаз тускло светятся осколки мутных стекол.
Белое
лицо ее казалось осыпанным мукой, голубовато-серые, жидкие глаза прятались в розовых подушечках опухших век, бесцветные брови почти невидимы на коже очень выпуклого лба, льняные волосы лежали на черепе, как приклеенные, она заплетала их в смешную косичку, с желтой лентой в конце.
Рассказывал он вполголоса, таинственно, и на широком
лице его, в добрых
серых глазах, таилась радостная улыбка.
По вечерам к ней приходил со скрипкой краснолицый, лысый адвокат Маков, невеселый человек в темных очках; затем приехал на трескучей пролетке Ксаверий Ржига с виолончелью, тощий, кривоногий, с глазами совы на костлявом, бритом
лице, над его желтыми висками возвышались, как рога, два
серых вихра.
Там явился длинноволосый человек с тонким, бледным и неподвижным
лицом, он был никак, ничем не похож на мужика, но одет по-мужицки в
серый, домотканого сукна кафтан, в тяжелые, валяные сапоги по колено, в посконную синюю рубаху и такие же штаны.
Он все больше обрастал волосами и, видимо, все более беднел, пиджак его был протерт на локтях почти до дыр, на брюках, сзади, был вшит темно-серый треугольник, нос заострился,
лицо стало голодным.
Клим подошел к дяде, поклонился, протянул руку и опустил ее: Яков Самгин, держа в одной руке стакан с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы, смотрел в
лицо племянника неестественно блестящим взглядом
серых глаз с опухшими веками. Глотнув воды, он поставил стакан на стол, бросил бумажный шарик на пол и, пожав руку племянника темной, костлявой рукой, спросил глухо...
Работало человек двадцать пыльных людей, но из них особенно выделялись двое: кудрявый, толстогубый парень с круглыми глазами на мохнатом
лице,
сером от пыли, и маленький старичок в синей рубахе, в длинном переднике.
Пролежав в комнате Клима четверо суток, на пятые Макаров начал просить, чтоб его отвезли домой. Эти дни, полные тяжелых и тревожных впечатлений, Клим прожил очень трудно. В первый же день утром, зайдя к больному, он застал там Лидию, — глаза у нее были красные, нехорошо блестели, разглядывая
серое, измученное
лицо Макарова с провалившимися глазами; губы его, потемнев, сухо шептали что-то, иногда он вскрикивал и скрипел зубами, оскаливая их.
У рояля, разбирая ноты, сидел маленький, сильно сутулый человек в чалме курчавых волос, черные волосы отливали синевой, а
лицо было
серое, с розовыми пятнами на скулах.
Встал, посмотрел в
лицо девушки,
серое, с красными пятнами у висков.
Усталые глаза его видели во тьме комнаты толпу призрачных,
серых теней и среди них маленькую девушку с
лицом птицы и гладко причесанной головой без ушей, скрытых под волосами.
Он был выше Марины на полголовы, и было видно, что
серые глаза его разглядывают
лицо девушки с любопытством. Одной рукой он поглаживал бороду, в другой, опущенной вдоль тела, дымилась папироса. Ярость Марины становилась все гуще, заметней.
Он лениво опустился на песок, уже сильно согретый солнцем, и стал вытирать стекла очков, наблюдая за Туробоевым, который все еще стоял, зажав бородку свою двумя пальцами и помахивая
серой шляпой в
лицо свое. К нему подошел Макаров, и вот оба они тихо идут в сторону мельницы.
— Домой, — резко сказала Лидия.
Лицо у нее было
серое, в глазах — ужас и отвращение. Где-то в коридоре школы громко всхлипывала Алина и бормотал Лютов, воющие причитания двух баб доносились с площади. Клим Самгин догадался, что какая-то минута исчезла из его жизни, ничем не обременив сознание.
Женщина ярко накрасила губы, подрисовала глаза, ее нос от этого кажется бескровным,
серым и не по
лицу уродливо маленьким.
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек с растрепанной бородкой и
серым, незначительным
лицом. Он был одет в женскую ватную кофту, на ногах, по колено, валяные сапоги,
серые волосы на его голове были смазаны маслом и лежали гладко. В одной руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
Он говорил еще что-то, но, хотя в комнате и на улице было тихо, Клим не понимал его слов, провожая телегу и глядя, как ее медленное движение заставляет встречных людей врастать в панели, обнажать головы.
Серые тени испуга являлись на
лицах, делая их почти однообразными.
Против него твердо поместился, разложив локти по столу, пожилой, лысоватый человек, с большим
лицом и очень сильными очками на мягком носу, одетый в
серый пиджак, в цветной рубашке «фантазия», с черным шнурком вместо галстука. Он сосредоточенно кушал и молчал. Варавка, назвав длинную двойную фамилию, прибавил...
С багрового
лица Варавки веселые медвежьи глазки благосклонно разглядывали высокий гладкий лоб, солидно сиявшую лысину, густые,
серые и неподвижные брови.
Царь, маленький, меньше губернатора, голубовато-серый, мягко подскакивал на краешке сидения экипажа, одной рукой упирался в колено, а другую механически поднимал к фуражке, равномерно кивал головой направо, налево и улыбался, глядя в бесчисленные кругло открытые, зубастые рты, в красные от натуги
лица. Он был очень молодой, чистенький, с красивым, мягким
лицом, а улыбался — виновато.
Глаза Клима, жадно поглотив царя, все еще видели его голубовато-серую фигуру и на красивеньком
лице — виноватую улыбку. Самгин чувствовал, что эта улыбка лишила его надежды и опечалила до слез. Слезы явились у него раньше, но это были слезы радости, которая охватила и подняла над землею всех людей. А теперь вслед царю и затихавшему вдали крику Клим плакал слезами печали и обиды.
Каменное
лицо это удлиняла
серая бородка.
Плывущей своей походкой этот важный человек переходил из одного здания в другое, каменное
лицо его было неподвижно, только чуть-чуть вздрагивали широкие ноздри монгольского носа и сокращалась брезгливая губа, но ее движение было заметно лишь потому, что щетинились
серые волосы в углах рта.
В сиповатом голосе Робинзона звучала грусть, он пытался прикрыть ее насмешливыми улыбками, но это не удавалось ему.
Серые тени являлись на костлявом
лице, как бы зарождаясь в морщинах под выгоревшими глазами, глаза лихорадочно поблескивали и уныло гасли, прикрываясь ресницами.
Ротмистр снял очки, обнажив мутно-серые, влажные глаза в опухших веках без ресниц, чернобородое
лицо его расширилось улыбкой; он осторожно прижимал к глазам платок и говорил, разминая слова языком, не торопясь...
Он, как бы для контраста с собою, приводил слесаря Вараксина, угрюмого человека с черными усами на
сером, каменном
лице и с недоверчивым взглядом темных глаз, глубоко запавших в глазницы.
Что Любаша не такова, какой она себя показывала, Самгин убедился в этом, присутствуя при встрече ее с Диомидовым. Как всегда, Диомидов пришел внезапно и тихо, точно из стены вылез. Волосы его были обриты и обнаружили острый череп со стесанным затылком, большие
серые уши без мочек. У него опухло
лицо, выкатились глаза, белки их пожелтели, а взгляд был тоскливый и невидящий.
— Это вы, Самгин? — окрикнул его человек, которого он только что обогнал. Его подхватил под руку Тагильский, в
сером пальто, в шляпе, сдвинутой на затылок, и нетрезвый; фарфоровое
лицо его в красных пятнах, глаза широко открыты и смотрят напряженно, точно боясь мигнуть.
Лицо тоже измятое,
серое, с негустой порослью волос лубочного цвета, на подбородке волосы обещали вырасти острой бородою; по углам очень красивого рта свешивались — и портили рот — длинные, жидкие усы.
Он взглянул на Любашу, сидевшую в углу дивана с надутым и обиженным
лицом. Адъютант положил пред ним бумаги Клима, наклонился и несколько секунд шептал в
серое ухо. Начальник, остановив его движением руки, спросил Клима...
Была она стройная, крепкая, но темно-серый костюм сидел на теле ее небрежно; каштановые волосы ее росли как-то прядями, но были не волнисты и некрасиво сжимали ее круглое, русское
лицо.
— Выпейте с нами, мудрец, — приставал Лютов к Самгину. Клим отказался и шагнул в зал, встречу аплодисментам. Дама в кокошнике отказалась петь, на ее место встала другая, украинка, с незначительным
лицом, вся в цветах, в лентах, а рядом с нею — Кутузов. Он снял полумаску, и Самгин подумал, что она и не нужна ему, фальшивая
серая борода неузнаваемо старила его
лицо. Толстый маркиз впереди Самгина сказал...
За стеклами его очков холодно блестели голубовато-серые глаза, он смотрел прямо в
лицо собеседника и умел придать взгляду своему нечто загадочное.
Возница, мужичок средних лет, с реденькой,
серой бородкой на жидком
лице, не торопясь слез с козел, взглянул под задок брички и сказал, улыбаясь...
Темное
лицо его освещали
серые глаза, очень мягкие и круглые, точно у птицы.
— Позвольте, я не согласен! — заявил о себе человек в
сером костюме и в очках на татарском
лице. — Прыжок из царства необходимости в царство свободы должен быть сделан, иначе — Ваал пожрет нас. Мы должны переродиться из подневольных людей в свободных работников…
Никонова все еще смотрела на него хмурясь, но
серая тень на ее
лице таяла, щеки розовели.
Она тотчас пришла. В
сером платье без талии, очень высокая и тонкая, в пышной шапке коротко остриженных волос, она была значительно моложе того, как показалась на улице. Но капризное
лицо ее все-таки сильно изменилось, на нем застыла какая-то благочестивая мина, и это делало Лидию похожей на английскую гувернантку, девицу, которая уже потеряла надежду выйти замуж. Она села на кровать в ногах мужа, взяла рецепт из его рук, сказав...
В течение недели он приходил аккуратно, как на службу, дважды в день — утром и вечером — и с каждым днем становился провинциальнее. Его бесконечные недоумения раздражали Самгина, надоело его волосатое, толстое, малоподвижное
лицо и нерешительно спрашивающие,
серые глаза. Клим почти обрадовался, когда он заявил, что немедленно должен ехать в Минск.
Говорил он через плечо, Самгин видел только половину его
лица с тусклым, мокрым глазом под
серой бровью и над
серыми волосами бороды.
Он ударил себя кулаком в грудь и закашлялся;
лицо у него было больное, желто-серое, глаза — безумны, и был он как бы пьян от брожения в нем гневной силы; она передалась Климу Самгину.
В быстрой смене шумных дней явился на два-три часа Кутузов. Самгин столкнулся с ним на улице, но не узнал его в человеке, похожем на деревенского лавочника.
Лицо Кутузова было стиснуто меховой шапкой с наушниками, полушубок на груди покрыт мучной и масляной коркой грязи, на ногах —
серые валяные сапоги, обшитые кожей. По этим сапогам Клим и вспомнил, войдя вечером к Спивак, что уже видел Кутузова у ворот земской управы.
Лицо его обросло темной, густой бородкой, глазницы углубились, точно у человека, перенесшего тяжкую болезнь, а глаза блестели от радости, что он выздоровел. С
лица похожий на монаха, одет он был, как мастеровой; ноги, вытянутые на средину комнаты, в порыжевших, стоптанных сапогах, руки, сложенные на груди, темные, точно у металлиста, он — в парусиновой блузе, в
серых, измятых брюках.
Проходя мимо слепого, они толкнули старика, ноги его подогнулись, он грузно сел на мостовую и стал щупать булыжники вокруг себя, а мертвое
лицо поднял к небу, уже сплошь
серому.
— Да, эсеры круто заварили кашу, — сумрачно сказал ему Поярков — скелет в пальто, разорванном на боку; клочья ваты торчали из дыр, увеличивая сходство Пояркова со скелетом. Кости на
лице его, казалось, готовились прорвать
серую кожу. Говорил он, как всегда, угрюмо, грубовато, но глаза его смотрели мягче и как-то особенно пристально; Самгин объяснил это тем, что глаза глубоко ушли в глазницы, а брови, раньше всегда нахмуренные, — приподняты, выпрямились.
В общем
лицо у него
серое, старообразное, должно быть, долго сидел в тюрьме и там — засох.
— Что же у вас делается? Как это вы допустили? Почему не взорваны мосты на Николаевской? — спрашивала она.
Лицо у нее было чужое, старенькое,
серое, губы тоже
серые, под глазами густые тени, — она ослепленно мигала.
Открыв глаза, Самгин видел сквозь туман, что к тумбе прислонился, прячась, как зверушка,
серый ботик Любаши, а опираясь спиной о тумбу, сидит, держась за живот руками, прижимая к нему шапку, двигая черной валяной ногой, коротенький человек, в мохнатом пальто;
лицо у него тряслось, вертелось кругами, он четко и грустно говорил...