Неточные совпадения
Тут пришел Варавка, за ним явился Настоящий Старик, начали спорить, и Клим еще раз услышал не мало такого, что укрепило его в праве и необходимости выдумывать себя, а вместе
с этим
вызвало в нем интерес к Дронову, — интерес, похожий на ревность. На другой же день он спросил Ивана...
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась; голос у нее осел, звучал глухо, разбито и уже не так властно, как раньше. Всегда одетая в черное, ее фигура
вызывала уныние; в солнечные дни, когда она шла по двору или гуляла в саду
с книгой в руках, тень ее казалась тяжелей и гуще, чем тени всех других людей, тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Томилин усмехнулся и
вызвал сочувственную усмешку Клима; для него становился все более поучительным независимый человек, который тихо и упрямо, ни
с кем не соглашаясь, умел говорить четкие слова, хорошо ложившиеся в память.
Обычные, многочисленные романы гимназистов
с гимназистками
вызывали у него только снисходительную усмешку; для себя он считал такой роман невозможным, будучи уверен, что юноша, который носит очки и читает серьезные книги, должен быть смешон в роли влюбленного.
Вспомнив эту сцену, Клим
с раздражением задумался о Томилине. Этот человек должен знать и должен был сказать что-то успокоительное, разрешающее, что устранило бы стыд и страх. Несколько раз Клим — осторожно, а Макаров — напористо и резко пытались затеять
с учителем беседу о женщине, но Томилин был так странно глух к этой теме, что
вызвал у Макарова сердитое замечание...
В минуты таких размышлений наедине
с самим собою Клим чувствовал себя умнее, крепче и своеобразней всех людей, знакомых ему. И в нем постепенно зарождалось снисходительное отношение к ним, не чуждое улыбчивой иронии, которой он скрытно наслаждался. Уже и Варавка порою
вызывал у него это новое чувство, хотя он и деловой человек, но все-таки чудаковатый болтун.
Царский дворец, всегда безгласный,
с пустыми окнами,
вызывал впечатление нежилого дома.
— Прекрасный сад. И флигель хорош. Именно — для молодоженов. Отлюбить в этой тишине, сколько положено, и затем… Впрочем, вы, юноша, не поймете, — вдруг закончила она
с улыбкой, которая несколько смутила Клима своей неясностью: насмешка скрыта в ней или
вызов?
Климу стало неловко. От выпитой водки и странных стихов дьякона он вдруг почувствовал прилив грусти: прозрачная и легкая, как синий воздух солнечного дня поздней осени, она, не отягощая,
вызывала желание говорить всем приятные слова. Он и говорил, стоя
с рюмкой в руках против дьякона, который, согнувшись, смотрел под ноги ему.
Невозможно было помириться
с тем, что царь похож на Диомидова, недопустима была виноватая улыбка на лице владыки стомиллионного народа. И непонятно было, чем мог этот молодой, красивенький и мягкий человек
вызвать столь потрясающий рев?
Даже для Федосовой он
с трудом находил те большие слова, которыми надеялся рассказать о ней, а когда произносил эти слова, слышал, что они звучат сухо, тускло. Но все-таки выходило как-то так, что наиболее сильное впечатление на выставке всероссийского труда
вызвала у него кривобокая старушка. Ему было неловко вспомнить о надеждах, связанных
с молодым человеком, который оставил в памяти его только виноватую улыбку.
Самгину казалось, что редактор говорит умно, но все-таки его словесность похожа на упрямый дождь осени и
вызывает желание прикрыться зонтиком. Редактора слушали не очень почтительно, и он находил только одного единомышленника — Томилина, который,
с мужеством пожарного, заливал пламень споров струею холодных слов.
— Знаешь, я
с первых дней знакомства
с ним чувствовала, что ничего хорошего для меня в этом не будет. Как все неудачно у меня, Клим, — сказала она, вопросительно и
с удивлением глядя на него. — Очень ушибло меня это. Спасибо Лиде, что
вызвала меня к себе, а то бы я…
Пять, шесть раз он посетил уголовное отделение окружного суда. До этого он никогда еще не был в суде, и хотя редко бывал в церкви, но зал суда
вызвал в нем впечатление отдаленного сходства именно
с церковью; стол судей — алтарь, портрет царя — запрестольный образ, места присяжных и скамья подсудимых — клироса.
Но, несмотря на это, он
вызвал у Самгина впечатление зажиточного человека, из таких, —
с хитрецой, которым все удается, они всегда настроены самоуверенно, как Варавка, к людям относятся недоверчиво, и, может быть, именно в этом недоверии — тайна их успехов и удач.
«Да, она умнеет», — еще раз подумал Самгин и приласкал ее. Сознание своего превосходства над людями иногда возвышалось у Клима до желания быть великодушным
с ними. В такие минуты он стал говорить
с Никоновой ласково, даже пытался
вызвать ее на откровенность; хотя это желание разбудила в нем Варвара, она стала относиться к новой знакомой очень приветливо, но как бы испытующе. На вопрос Клима «почему?» — она ответила...
Среди них особенно заметен был молчаливостью высокий, тощий Редозубов, человек
с длинным лицом, скрытым в седоватой бороде, которая, начинаясь где-то за ушами, росла из-под глаз, на шее и все-таки казалась фальшивой, так же как прямые волосы, гладко лежавшие на его черепе,
вызывали впечатление парика.
А рабочие шли все так же густо, нестройно и не спеша; было много сутулых, многие держали руки в карманах и за спиною. Это
вызвало в памяти Самгина снимок
с чьей-то картины, напечатанный в «Ниве»: чудовищная фигура Молоха, и к ней, сквозь толпу карфагенян, идет, согнувшись, вереница людей, нанизанных на цепь, обреченных в жертву страшному богу.
Их речи, долетая в кабинет к нему,
вызывали в его памяти жалкий образ Нехаевой,
с ее страхом смерти и болезненной жаждой любви.
Никонова наклонила голову, а он принял это как знак согласия
с ним. Самгин надеялся сказать ей нечто такое, что поразило бы ее своей силой, оригинальностью,
вызвало бы в женщине восторг пред ним. Это, конечно, было необходимо, но не удавалось. Однако он был уверен, что удастся, она уже нередко смотрела на него
с удивлением, а он чувствовал ее все более необходимой.
После этого она стала относиться к нему еще нежней и однажды сама, без его
вызова, рассказала кратко и бескрасочно, что первый раз была арестована семнадцати лет по делу «народоправцев», вскоре после того, как он видел ее
с Лютовым.
Паровоз сердито дернул, лязгнули сцепления, стукнулись буфера, старик пошатнулся, и огорченный рассказ его стал невнятен. Впервые царь не
вызвал у Самгина никаких мыслей, не пошевелил в нем ничего, мелькнул, исчез, и остались только поля, небогато покрытые хлебами, маленькие солдатики, скучно воткнутые вдоль пути. Пестрые мужики и бабы смотрели вдаль из-под ладоней, картинно стоял пастух в красной рубахе, вперегонки
с поездом бежали дети.
— Вы, Самгин, уверены, что вам хочется именно конституции, а не севрюжины
с хреном? — спросила она и
с этого момента начала сопровождать каждую его фразу насмешливыми и ядовитыми замечаниями,
вызывая одобрительный смех, веселые возгласы молодежи.
Был уже август, а
с мутноватого неба все еще изливался металлический, горячий блеск солнца; он
вызывал в городе такую тишину, что было слышно, как за садами, в поле, властный голос зычно командовал...
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой столовой,
с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки
с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже, а
вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех,
с которыми история не считается, отбросила их в сторону.
В охранное отделение его не
вызывали больше месяца, и это несколько нервировало, но лишь тогда, когда он вспоминал, что должен будет снова встретиться
с полковником Васильевьм.
«Социальная революция без социалистов», — еще раз попробовал он успокоить себя и вступил сам
с собой в некий безмысленный и бессловесный, но тем более волнующий спор. Оделся и пошел в город, внимательно присматриваясь к людям интеллигентской внешности, уверенный, что они чувствуют себя так же расколото и смущенно, как сам он. Народа на улицах было много, и много было рабочих, двигались люди неторопливо,
вызывая двойственное впечатление праздности и ожидания каких-то событий.
Тут Самгин услыхал, что шум рассеялся, разбежался по углам, уступив место одному мощному и грозному голосу. Углубляя тишину, точно выбросив людей из зала, опустошив его, голос этот
с поразительной отчетливостью произносил знакомые слова, угрожающе раскладывая их по знакомому мотиву. Голос звучал все более мощно,
вызывая отрезвляющий холодок в спине Самгина, и вдруг весь зал точно обрушился, разломились стены, приподнялся пол и грянул единодушный, разрушающий крик...
Самгин все замедлял шаг, рассчитывая, что густой поток людей обтечет его и освободит, но люди все шли, бесконечно шли, поталкивая его вперед. Его уже ничто не удерживало в толпе, ничто не интересовало; изредка все еще мелькали знакомые лица, не
вызывая никаких впечатлений, никаких мыслей. Вот прошла Алина под руку
с Макаровым, Дуняша
с Лютовым, синещекий адвокат. Мелькнуло еще знакомое лицо, кажется, — Туробоев и
с ним один из модных писателей, красивый брюнет.
Вход в переулок, куда вчера не пустили Самгина, был загроможден телегой без колес, ящиками, матрацем, газетным киоском и полотнищем ворот. Перед этим сооружением на бочке из-под цемента сидел рыжебородый человек,
с папиросой в зубах; между колен у него торчало ружье, и одет он был так, точно собрался на охоту. За баррикадой возились трое людей: один прикреплял проволокой к телеге толстую доску, двое таскали со двора кирпичи. Все это
вызвало у Самгина впечатление озорной обывательской забавы.
Тишина росла, углублялась,
вызывая неприятное ощущение, — точно опускался пол, уходя из-под ног. В кармане жилета замедленно щелкали часы, из кухни доносился острый запах соленой рыбы. Самгин открыл форточку, и, вместе
с холодом, в комнату влетела воющая команда...
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела руки, разбросила поцелуй в публику. Этот жест
вызвал еще более неистовые крики, веселый смех в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на людей рядом
с ним, особенно на толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и громко говорил, причмокивая...
«А пожалуй, верно: похож я на Глеба Успенского», — подумал он, снял очки и провел ладонью по лицу. Сходство
с Успенским
вызвало угрюмую мысль...
Самгин ожидал не этого; она уже второй раз как будто оглушила, опрокинула его. В глаза его смотрели очень яркие, горячие глаза; она поцеловала его в лоб, продолжая говорить что-то, — он, обняв ее за талию, не слушал слов. Он чувствовал, что руки его, вместе
с физическим теплом ее тела, всасывают еще какое-то иное тепло. Оно тоже согревало, но и смущало,
вызывая чувство, похожее на стыд, — чувство виновности, что ли? Оно заставило его прошептать...
Как все необычные люди, Безбедов
вызывал у Самгина любопытство, — в данном случае любопытство усиливалось еще каким-то неопределенным, но неприятным чувством. Обедал Самгин во флигеле у Безбедова, в комнате, сплошь заставленной различными растениями и полками книг, почти сплошь переводами
с иностранного: 144 тома пантелеевского издания иностранных авторов, Майн-Рид, Брем, Густав Эмар, Купер, Диккенс и «Всемирная география» Э. Реклю, — большинство книг без переплетов, растрепаны, торчат на полках кое-как.
— Можно, да — не надо, — сказала она удивительно просто и этим
вызвала у него лирическое настроение, —
с этим настроением он и слушал ее.
Ее крупная фигура покачивалась, и как будто это она встряхивала сумрак. Самгин возвратился в зал, вспомнив, что тихий роман
с Никоновой начался в такой же дождливый вечер; это воспоминание тотчас же
вызвало у него какую-то торжественную грусть. В маленькой комнате шлепались на пол мокрые тряпки, потом раздался возмущенный возглас...
Сереньким днем он шел из окружного суда; ветер бестолково и сердито кружил по улице, точно он искал места — где спрятаться, дул в лицо, в ухо, в затылок, обрывал последние листья
с деревьев, гонял их по улице вместе
с холодной пылью, прятал под ворота. Эта бессмысленная игра
вызывала неприятные сравнения, и Самгин, наклонив голову, шел быстро.
А на другой день Безбедов
вызвал у Самгина странное подозрение: всю эту историю
с выстрелом он рассказал как будто только для того, чтоб
вызвать интерес к себе; размеры своего подвига он значительно преувеличил, — выстрелил он не в лицо голубятника, а в живот, и ни одна дробинка не пробила толстое пальто. Спокойно поглаживая бритый подбородок и щеки, он сказал...
Теперь она говорила вопросительно, явно
вызывая на возражения. Он, покуривая, откликался осторожно, междометиями и вопросами; ему казалось, что на этот раз Марина решила исповедовать его, выспросить, выпытать до конца, но он знал, что конец — точка, в которой все мысли связаны крепким узлом убеждения. Именно эту точку она, кажется, ищет в нем. Но чувство недоверия к ней давно уже погасило его желание откровенно говорить
с нею о себе, да и попытки его рассказать себя он признал неудачными.
А Миша постепенно
вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги почти без ошибок, бегал в суд, в магазины, на почту, на вопросы отвечал
с предельной точностью. В свободные минуты сидел в прихожей на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
Самгин,
с невольной быстротой, бросил револьвер на диван, а шепот
вызвал громкий ответ...
Прошло более недели, раньше чем Захарий позвонил ему по телефону, приглашая в магазин. Самгин одел новый фланелевый костюм и пошел к Марине
с тем сосредоточенным настроением,
с каким направлялся в суд на сложно запутанный процесс. В магазине ему конфузливо и дружески улыбнулся Захарий,
вызвав неприятное подозрение...
Самгин хотел согласиться
с этой мыслью, но — воздержался. Мать
вызывала чувство жалости к ней, и это связывало ему язык. Во всем, что она говорила, он слышал искусственное напряжение, неискренность, которая, должно быть, тяготила ее.
Подумав, он нашел, что мысль о возможности связи Марины
с политической полицией не
вызвала в нем ничего, кроме удивления. Думать об этом под смех и музыку было неприятно, досадно, но погасить эти думы он не мог. К тому же он выпил больше, чем привык, чувствовал, что опьянение настраивает его лирически, а лирика и Марина — несоединимы.
Самгин почувствовал, что его фигура
вызывает настороженное молчание или же неприязненные восклицания. Толстый человек
с большой головой и лицом в седой щетине оттянул подтяжку брюк и отпустил ее, она так звучно щелкнула, что Самгин вздрогнул, а человек успокоительно сказал...
Деловито наивное бесстыдство этой девушки и то, что она аккуратно, как незнакомый врач за визит, берет
с него деньги,
вызывало у Самгина презрение к ней.
— Следователь, старый осел,
вызывал вас, но я прекратил эту процедуру. Дельце это широкой огласке не подлежит. Вы спросите — почему? А я — не знаю. Вероятно — по глупости, возможно — по глупости, соединенной
с подлостью. Ваше здоровье!
Но Тагильский
вызвал его в камеру прокурора и встретил там одетый в тужурку
с позолоченными пуговицами.
О Бердникове Самгин говорил
с удовольствием и
вызвал со стороны туземного товарища прокурора лестное замечание...