Неточные совпадения
— Ну
вот,
ты теперь знаешь, что
я делаю, куда хожу,
я тебе все сказал!
Я прошу
тебя, мать, если
ты меня любишь, — не мешай
мне!..
— Так
вот! — сказал он, как бы продолжая прерванный разговор. —
Мне с
тобой надо поговорить открыто.
Я тебя долго оглядывал. Живем мы почти рядом; вижу — народу к
тебе ходит много, а пьянства и безобразия нет. Это первое. Если люди не безобразят, они сразу заметны — что такое?
Вот.
Я сам глаза людям намял тем, что живу в стороне.
—
Вот. Гляди —
мне сорок лет,
я вдвое старше
тебя, в двадцать раз больше видел. В солдатах три года с лишком шагал, женат был два раза, одна померла, другую бросил. На Кавказе был, духоборцев знаю. Они, брат, жизнь не одолеют, нет!
— Спасибо, мать!
Я поужинал. Так
вот, Павел,
ты, значит, думаешь, что жизнь идет незаконно?
Я все собиралась зайти к
тебе, да
вот некогда.
— Дети начали стыдиться родителей, говорю! — повторил он и шумно вздохнул. —
Тебя Павел не постыдится никогда. А
я вот стыжусь отца. И в дом этот его… не пойду
я больше. Нет у
меня отца… и дома нет! Отдали
меня под надзор полиции, а то
я ушел бы в Сибирь…
Я бы там ссыльных освобождал, устраивал бы побеги им…
— И дураки и умники — одним миром мазаны! — твердо сказал Николай. —
Вот ты умник и Павел тоже, — а
я для вас разве такой же человек, как Федька Мазин, или Самойлов, или оба вы друг для друга? Не ври,
я не поверю, все равно… и все вы отодвигаете
меня в сторону, на отдельное место…
— Болит. И у вас — болит… Только — ваши болячки кажутся вам благороднее моих. Все мы сволочи друг другу,
вот что
я скажу. А что
ты мне можешь сказать? Ну-ка?
—
Я думаю, — продолжал хохол, — каждый из нас ходил голыми ногами по битому стеклу, каждый в свой темный час дышал
вот так, как
ты…
—
Вот и
я тоже не верил. Ах
ты, — воз!
— А
я подумал —
вот дурак будет тот, кто
тебя обидит! — заявил Николай, двигая головой.
— Уйди, Павел, чтобы
я тебе голову не откусил! Это
я шучу, ненько, вы не верьте!
Вот я поставлю самовар. Да! Угли же у нас… Сырые, ко всем чертям их!
— Вы не бойтесь, —
я его не трону!
Я мягкий, как пареная репа! И
я… эй,
ты, герой, не слушай, —
я его люблю! Но
я — жилетку его не люблю! Он, видите, надел новую жилетку, и она ему очень нравится,
вот он ходит, выпуча живот, и всех толкает: а посмотрите, какая у
меня жилетка! Она хорошая — верно, но — зачем толкаться? И без того тесно.
— Прошлялся
я по фабрикам пять лет, отвык от деревни,
вот! Пришел туда, поглядел, вижу — не могу
я так жить! Понимаешь? Не могу! Вы тут живете — вы обид таких не видите. А там — голод за человеком тенью ползет и нет надежды на хлеб, нету! Голод души сожрал, лики человеческие стер, не живут люди, гниют в неизбывной нужде… И кругом, как воронье, начальство сторожит — нет ли лишнего куска у
тебя? Увидит, вырвет, в харю
тебе даст…
— Это Ефим! — сказал Рыбин, заглядывая в кухню. — Иди сюда, Ефим!
Вот — Ефим, а этого человека зовут — Павел,
я тебе говорил про него.
— Жаль, не было
тебя! — сказал Павел Андрею, который хмуро смотрел в свой стакан чая, сидя у стола. —
Вот посмотрел бы
ты на игру сердца, —
ты все о сердце говоришь! Тут Рыбин таких паров нагнал, — опрокинул
меня, задавил!..
Я ему и возражать но мог. Сколько в нем недоверия к людям, и как он их дешево ценит! Верно говорит мать — страшную силу несет в себе этот человек!..
— Так! — продолжал Рыбин сурово и важно. —
Я тоже думаю, что знал. Не смерив — он не прыгает, человек серьезный.
Вот, ребята, видали? Знал человек, что и штыком его ударить могут, и каторгой попотчуют, а — пошел. Мать на дороге ему ляг — перешагнул бы. Пошел бы, Ниловна, через
тебя?
— Намедни, — продолжал Рыбин, — вызвал
меня земский, — говорит
мне: «
Ты что, мерзавец, сказал священнику?» — «Почему
я — мерзавец?
Я зарабатываю хлеб свой горбом,
я ничего худого против людей не сделал, — говорю, —
вот!» Он заорал, ткнул
мне в зубы… трое суток
я сидел под арестом. Так говорите вы с народом! Так? Не жди прощенья, дьявол! Не
я — другой, не
тебе — детям твоим возместит обиду мою, — помни! Вспахали вы железными когтями груди народу, посеяли в них зло — не жди пощады, дьяволы наши!
Вот.
—
Вот придет она, барыня-то, и будет ругать
меня за то, что
ты говоришь…
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после!
Я не хочу после…
Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку;
я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «
Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у
меня, любезный, поешь селедки!»
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри
ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
Хлестаков.
Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже.
Вот новости!