Неточные совпадения
— Я читаю запрещенные книги. Их запрещают читать потому, что они
говорят правду
о нашей, рабочей жизни… Они печатаются тихонько, тайно, и если их у меня найдут — меня посадят в
тюрьму, — в
тюрьму за то, что я хочу знать правду. Поняла?
Он залпом выпил стакан чаю и продолжал рассказывать. Перечислял годы и месяцы тюремного заключения, ссылки, сообщал
о разных несчастиях, об избиениях в
тюрьмах,
о голоде в Сибири. Мать смотрела на него, слушала и удивлялась, как просто и спокойно он
говорил об этой жизни, полной страданий, преследований, издевательств над людьми…
— Нет, Андрюша, — люди-то, я
говорю! — вдруг с удивлением воскликнула она. — Ведь как привыкли! Оторвали от них детей, посадили в
тюрьму, а они ничего, пришли, сидят, ждут, разговаривают, — а? Уж если образованные так привыкают, что же
говорить о черном-то народе?..
— «Ничего», —
говорит. И знаешь, как он спросил
о племяннике? «Что,
говорит, Федор хорошо себя вел?» — «Что значит — хорошо себя вести в
тюрьме?» — «Ну,
говорит, лишнего чего не болтал ли против товарищей?» И когда я сказал, что Федя человек честный и умница, он погладил бороду и гордо так заявил: «Мы, Сизовы, в своей семье плохих людей не имеем!»
Неточные совпадения
— Вот такой — этот настоящий русский, больше, чем вы обе, — я так думаю. Вы помните «Золотое сердце» Златовратского! Вот! Он удивительно
говорил о начальнике в
тюрьме, да!
О, этот может много делать! Ему будут слушать, верить, будут любить люди. Он может… как
говорят? — может утешивать. Так? Он — хороший поп!
— Но нигде в мире вопрос этот не ставится с такою остротой, как у нас, в России, потому что у нас есть категория людей, которых не мог создать даже высококультурный Запад, — я
говорю именно
о русской интеллигенции,
о людях, чья участь —
тюрьма, ссылка, каторга, пытки, виселица, — не спеша
говорил этот человек, и в тоне его речи Клим всегда чувствовал нечто странное, как будто оратор не пытался убедить, а безнадежно уговаривал.
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она
говорила так громко, как будто все люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно проводил ее домой, дорогою она рассказала много интересного
о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее,
о Маракуеве, просидевшем в
тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним,
о своем разочаровании театральной школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
Суслов подробно, с не крикливой, но упрекающей горячностью рассказывал
о страданиях революционной интеллигенции в
тюрьмах, ссылке, на каторге, знал он все это прекрасно;
говорил он
о необходимости борьбы, самопожертвования и всегда
говорил склонив голову к правому плечу, как будто за плечом его стоял кто-то невидимый и не спеша подсказывал ему суровые слова.
Рассуждение
о том, что то, что возмущало его, происходило, как ему
говорили служащие, от несовершенства устройства мест заключения и ссылки, и что это всё можно поправить, устроив нового фасона
тюрьмы, — не удовлетворяло Нехлюдова, потому что он чувствовал, что то, что возмущало его, происходило не от более или менее совершенного устройства мест заключения.