Неточные совпадения
Да который гордый и может обидеться на помощь твою —
ты виду ему не подавай,
что помогаешь…
— Ну — учи! Хуже других в науке не будь. Хоша скажу
тебе вот
что: в училище, — хоть двадцать пять классов в нем будь, — ничему, кроме как писать, читать
да считать, — не научат. Глупостям разным можно еще научиться, — но не дай
тебе бог! Запорю, ежели
что… Табак курить будешь, губы отрежу…
— И вот, сударь
ты мой, в некотором царстве, в некотором государстве жили-были муж
да жена, и были они бедные-пребедные!.. Уж такие-то разнесчастные,
что и есть-то им было нечего. Походят это они по миру, дадут им где черствую, завалящую корочку, — тем они день и сыты. И вот родилось у них дите… родилось дите — крестить надо, а как они бедные, угостить им кумов
да гостей нечем, — не идет к ним никто крестить! Они и так, они и сяк, — нет никого!.. И взмолились они тогда ко господу: «Господи! Господи!..»
«
Что тебе?» — «
Да вот, говорит, привел дочь вашему благородию…» — «Зачем?» — «
Да, может, говорит, возьмете… человек вы холостой…» — «Как так?
что такое?» — «
Да водил, говорит, водил ее по городу, в прислуги хотел отдать — не берет никто… возьмите хоть в любовницы!» Понимаете?
— Вот
ты теперь смотришь на бабу, — так
что не могу я молчать… Она
тебе неизвестна, но как она — подмигивает, то
ты по молодости такого натворишь тут, при твоем характере,
что мы отсюда пешком по берегу пойдем…
да еще ладно, ежели у нас штаны целы останутся…
—
Да ты, брат, тоже спятил! Ей-богу, спятил! Опомнись! В шестьдесят три года любовниц заводить…
да еще в такую цену!
Что ты? Ну, я это Игнату расскажу!
— Эх
ты… черт! Пей…
да смотри, — дело разумей…
Что поделаешь?.. пьяница — проспится, а дурак — никогда… будем хоть это помнить… для своего утешения… Ну и с девками гулял?
Да говори прямо уж!
Что я — бить
тебя,
что ли, буду?
—
Чего полно?.. Вот попьем чаю,
ты пошли за попом
да за кумом…
— Э-эхе-хе! — вздохнул Маякин. — И никому до этого дела нет… Вон и штаны твои, наверно, так же рассуждают: какое нам дело до того,
что на свете всякой материи сколько угодно? Но
ты их не слушаешь — износишь
да и бросишь…
—
Ты погоди!
Ты еще послушай дальше-то — хуже будет! Придумали мы запирать их в дома разные и, чтоб не дорого было содержать их там, работать заставили их, стареньких
да увечных… И милостыню подавать не нужно теперь, и, убравши с улиц отрепышей разных, не видим мы лютой их скорби и бедности, а потому можем думать,
что все люди на земле сыты, обуты, одеты… Вот они к
чему, дома эти разные, для скрытия правды они… для изгнания Христа из жизни нашей! Ясно ли?
— Ну, однако, паренек, будет! — сурово сказал Щуров. — Хоть
ты и думаешь про себя,
что неглуп… только рано это… Сыграл вничью,
да уж и хвастаться стал!.. А
ты у меня выиграй… тогда и пляши от радости… Прощай-ка…
Да денежки завтра припаси…
— Да-а, — задумчиво протянула девушка, — значит,
ты ее любишь… Я бы тоже… если б любила, то думала бы о нем…
что он скажет?
— А в какой газете написано про то,
что тебе жить скучно и давно уж замуж пора? Вот те и не защищают твоего интересу!
Да и моего не защищают… Кто знает,
чего я хочу? Кто, кроме меня, интересы мои понимает?
—
Да так… Ровно
ты от двух отцов родился… Знаешь
ты,
что я заметила за людьми?
—
Ты? — спросил Маякин, мельком взглянув на нее, потом помолчал, подумал и сказал: — Можно! Это даже — лучше! Напиши… Спроси — не женат ли? Как, мол, живешь?
Что думаешь?..
Да я
тебе скажу,
что написать, когда придет время…
— Уж я по лицу
да и по всему вижу,
что нехорошо
тебе жилось! — сказал Фома, чувствуя удовольствие от того,
что и товарищу жизнь не сладка.
— Строители жизни! Гущин — подаешь ли милостыню племяшам-то? Подавай хоть по копейке в день… немало украл
ты у них… Бобров! Зачем на любовницу наврал,
что обокрала она
тебя, и в тюрьму ее засадил? Коли надоела — сыну бы отдал… все равно, он теперь с другой твоей шашни завел… А
ты не знал? Эх, свинья толстая.! А
ты, Луп, — открой опять веселый дом
да и лупи там гостей, как липки… Потом
тебя черти облупят, ха-ха!.. С такой благочестивой рожей хорошо мошенником быть!.. Кого
ты убил тогда, Луп?
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа, я думаю,
что письмо длинно.
Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна,
да потом пожертвуешь двадцать аршин,
да и давай
тебе еще награду за это?
Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим».
Да дворянин… ах
ты, рожа!
Хлестаков.
Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О
ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе,
да за дело, чтоб он знал полезное. А
ты что? — начинаешь плутнями,
тебя хозяин бьет за то,
что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет
тебе брюхо
да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого,
что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь?
Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.