Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что не придержанный у кнека [Кнек (кнехт) — чугунная или деревянная тумба, кнехты
могут быть расположены по парно для закрепления швартовых — канатов, которыми судно крепится к причалу.] канат вырывался из рук, сдирая с ладоней кожу, что ветер бил его по лицу мокрым углом паруса с вшитым в него железным кольцом, и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица.
— Раз нам не везет, надо искать. Я,
может быть, снова поступлю служить — на «Фицроя» или «Палермо». Конечно, они правы, — задумчиво продолжал он, думая об игрушках. — Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся и никогда не начнут жить. Все это так, а жаль, право, жаль. Сумеешь ли ты прожить без меня время одного рейса? Немыслимо оставить тебя одну.
Неточные совпадения
Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и земляками легло холодное отчуждение, и
будь работа Лонгрена — игрушки — менее независима от дел деревни, ему пришлось бы ощутительнее испытать на себе последствия таких отношений. Товары и съестные припасы он закупал в городе — Меннерс не
мог бы похвастаться даже коробком спичек, купленным у него Лонгреном. Он делал также сам всю домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное мужчине сложное искусство ращения девочки.
— У самых моих ног. Кораблекрушение причиной того, что я, в качестве берегового пирата,
могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем,
была выброшена на песок трехвершковым валом — между моей левой пяткой и оконечностью палки. — Он стукнул тростью. — Как зовут тебя, крошка?
— Лонгрен с дочерью одичали, а
может, повредились в рассудке; вот человек рассказывает. Колдун
был у них, так понимать надо. Они ждут — тетки, вам бы не прозевать! — заморского принца, да еще под красными парусами!
Если Цезарь находил, что лучше
быть первым в деревне, чем вторым в Риме, то Артур Грэй
мог не завидовать Цезарю в отношении его мудрого желания. Он родился капитаном, хотел
быть им и стал им.
Отец и мать Грэя
были надменные невольники своего положения, богатства и законов того общества, по отношению к которому
могли говорить «мы».
Хорошо рассудив, а главное, не торопясь, мудрец
мог бы сказать сфинксу: «Пойдем, братец,
выпьем, и ты забудешь об этих глупостях».
Она решительно не
могла в чем бы то ни
было отказать сыну.
Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и
будет; он
мог ездить на любой лошади, брать в замок любую собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и
есть, что ему вздумается.
Затем
было сказано: «И мальчику моему…» Тогда он сказал: «Я…» Но больше не
мог ничего выговорить.
Во власти такого чувства
был теперь Грэй; он
мог бы, правда, сказать: «Я жду, я вижу, я скоро узнаю…» — но даже эти слова равнялись не большему, чем отдельные чертежи в отношении архитектурного замысла.
Быть может, при других обстоятельствах эта девушка
была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел ее. Все стронулось, все усмехнулось в нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее имени, ни, тем более, почему она уснула на берегу, но
был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; ее содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
— Должно
быть, вон та черная крыша, — сообразил Летика, — а, впрочем,
может, и не она.
— Нет, — сказал Грэй, доставая деньги, — мы встаем и уходим. Летика, ты останешься здесь, вернешься к вечеру и
будешь молчать. Узнав все, что
сможешь, передай мне. Ты понял?
Она
была так огорчена, что сразу не
могла говорить и только лишь после того, как по встревоженному лицу Лонгрена увидела, что он ожидает чего-то значительно худшего действительности, начала рассказывать, водя пальцем по стеклу окна, у которого стояла, рассеянно наблюдая море.
Ее неправильное личико
могло растрогать тонкой чистотой очертаний; каждый изгиб, каждая выпуклость этого лица, конечно, нашли бы место в множестве женских обликов, но их совокупность — стиль —
был совершенно оригинален, оригинально мил; на этом мы остановимся.
Хотя
было пусто и глухо, но ей казалось, что она звучит, как оркестр, что ее
могут услышать.
Ассоль, посматривая в ее сообщительные глаза,
была твердо уверена, что собака
могла бы заговорить, не
будь у нее тайных причин молчать.
— Вы,
быть может, ушиблись? — осторожно спросил он. — Где
были? Что видели? Впрочем, это, конечно, ваше дело. Маклер предлагает выгодный фрахт; с премией. Да что с вами такое?..
Быть может, поступив на корабль, он снова вообразит, что там, в Каперне, его ждет не умиравший никогда друг, и, возвращаясь, он
будет подходить к дому с горем мертвого ожидания.
Не усидев, она вышла из дома и пошла в Лисс. Ей совершенно нечего
было там делать; она не знала, зачем идет, но не идти — не
могла. По дороге ей встретился пешеход, желавший разведать какое-то направление; она толково объяснила ему, что нужно, и тотчас же забыла об этом.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко. Как бы я
был счастлив, сударыня, если б
мог прижать вас в свои объятия.
Хлестаков. Поросенок ты скверный… Как же они
едят, а я не
ем? Отчего же я, черт возьми, не
могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и я?
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не
может их выдержать, не так ли?
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не
было, что
может все сделать, все, все, все!
И
был сначала тихонький: // «Платите сколько
можете».