Неточные совпадения
В одном сатирическом английском романе прошлого столетия некто Гулливер, возвратясь из страны лилипутов, где люди
были всего в какие-нибудь два вершка росту, до того приучился
считать себя между ними великаном, что, и ходя по улицам Лондона, невольно кричал прохожим и экипажам, чтоб они пред ним сворачивали и остерегались, чтоб он как-нибудь их не раздавил, воображая, что он всё еще великан, а они маленькие.
Иван Осипович, человек деликатный и чувствительный, очень сконфузился; но любопытно, что и он
считал, стало
быть, Николая Всеволодовича способным на всякий сумасшедший поступок в полном рассудке.
То
есть я, собственно, хочу сказать, что, оставляя его тогда в Петербурге, я… одним словом, я
считал его за ничто, quelque chose dans ce genre. [что-то в этом роде (фр.).]
— Только за этим и прибыли? — улыбнулась Варвара Петровна с сострадательною улыбкой, но тотчас же быстро вынула из кармана свой перламутровый портмоне, а из него десятирублевую бумажку и подала незнакомке. Та взяла. Варвара Петровна
была очень заинтересована и, видимо, не
считала незнакомку какою-нибудь простонародною просительницей.
— То
есть в каком же смысле? Тут нет никаких затруднений; свидетели брака здесь. Всё это произошло тогда в Петербурге совершенно законным и спокойным образом, а если не обнаруживалось до сих пор, то потому только, что двое единственных свидетелей брака, Кириллов и Петр Верховенский, и, наконец, сам Лебядкин (которого я имею удовольствие
считать теперь моим родственником) дали тогда слово молчать.
Он
считал по совести бесчестным продолжать службу и уверен
был про себя, что марает собою полк и товарищей, хотя никто из них и не знал о происшествии.
— Тысячу двести рублей вашего пенсиона я
считаю моею священною обязанностью до конца вашей жизни; то
есть зачем священною обязанностью, просто договором, это
будет гораздо реальнее, не так ли?
Так это и поняли и
сочли, что вы все-таки согласны продолжать связь с Обществом, а стало
быть, могли опять вам что-нибудь доверить, следовательно, себя компрометировать.
Я
считал себя вправе
быть особенно строгим и даже взыскательным. Я боялся, чтоб он не предпринял чего-нибудь еще безумнее. Но, к удивлению моему, встретил необыкновенную твердость...
Сочтем по пальцам: я утверждаю, что, кроме Липутина, никакого заговора не
было, ни-ка-кого!
Огонь, благодаря сильному ветру, почти сплошь деревянным постройкам Заречья и, наконец, поджогу с трех концов, распространился быстро и охватил целый участок с неимоверною силой (впрочем, поджог надо
считать скорее с двух концов: третий
был захвачен и потушен почти в ту же минуту, как вспыхнуло, о чем ниже).
Его всегда
считали у нас за «болтливого студента с дырой в голове», но теперь он говорил об Юлии Михайловне, а при всеобщей суматохе тема
была захватывающая.
— А я
считаю, что заграничные наши центры забыли русскую действительность и нарушили всякую связь, а потому только бредят… Я даже думаю, что вместо многих сотен пятерок в России мы только одна и
есть, а сети никакой совсем нет, — задохнулся наконец Липутин.
— А коли так, коли вы настолько развиты, что можете и это понять, то позволю себе прибавить, что если теперь обратилась прямо к вам и пришла в вашу квартиру, то отчасти и потому, что всегда
считала вас далеко не подлецом, а, может
быть, гораздо лучше других… мерзавцев!..
Он
был целомудрен и стыдлив до дикости,
считал себя страшным уродом, ненавидел свое лицо и свой характер, приравнивал себя к какому-то монстру, которого можно возить и показывать лишь на ярмарках.
Вследствие всего этого выше всего
считал честность, а убеждениям своим предавался до фанатизма,
был мрачен, горд, гневлив и несловоохотлив.
Но вот это единственное существо, две недели его любившее (он всегда, всегда тому верил!), — существо, которое он всегда
считал неизмеримо выше себя, несмотря на совершенно трезвое понимание ее заблуждений; существо, которому он совершенно всё, всёмог простить (о том и вопроса
быть не могло, а
было даже нечто обратное, так что выходило по его, что он сам пред нею во всем виноват), эта женщина, эта Марья Шатова вдруг опять в его доме, опять пред ним… этого почти невозможно
было понять!
Петр Верховенский в заседании хотя и позвал Липутина к Кириллову, чтоб удостовериться, что тот примет в данный момент «дело Шатова» на себя, но, однако, в объяснениях с Кирилловым ни слова не сказал про Шатова, даже не намекнул, — вероятно
считая неполитичным, а Кириллова даже и неблагонадежным, и оставив до завтра, когда уже всё
будет сделано, а Кириллову, стало
быть,
будет уже «всё равно»; по крайней мере так рассуждал о Кириллове Петр Степанович.
— Как? — вздрогнул
было Петр Степанович, но мигом овладел собой, — вот обидчивость! Э, да мы в ярости? — отчеканил он всё с тем же видом обидного высокомерия. — В такой момент нужно бы скорее спокойствие. Лучше всего
считать теперь себя за Колумба, а на меня смотреть как на мышь и мной не обижаться. Я это вчера рекомендовал.
«Здесь», однако,
было вовсе не так хорошо. Он ничего не хотел знать из ее затруднений; голова его
была полна одними фантазиями. Свою же болезнь он
считал чем-то мимолетным, пустяками, и не думал о ней вовсе, а думал только о том, как они пойдут и станут продавать «эти книжки». Он просил ее почитать ему Евангелие.
Он задумчиво согласился. И вообще я с большим удивлением узнал потом от Варвары Петровны, что нисколько не испугался смерти. Может
быть, просто не поверил и продолжал
считать свою болезнь пустяками.
— Но как могли вы, — вскричал я, весь вспыхнув, — как могли вы, подозревая даже хоть на каплю, что я знаю о связи Лизы с князем, и видя, что я в то же время беру у князя деньги, — как могли вы говорить со мной, сидеть со мной, протягивать мне руку, — мне, которого вы же должны
были считать за подлеца, потому что, бьюсь об заклад, вы наверно подозревали, что я знаю все и беру у князя за сестру деньги зазнамо!
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему, с сознанием этого поступка, нельзя не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям, не говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно
было считать себя таким для того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство: не думать об этом. Так он и сделал.
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так
считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Милон. Это его ко мне милость. В мои леты и в моем положении
было бы непростительное высокомерие
считать все то заслуженным, чем молодого человека ободряют достойные люди.
Дворянин, например,
считал бы за первое бесчестие не делать ничего, когда
есть ему столько дела:
есть люди, которым помогать;
есть отечество, которому служить.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не
было о нем ни слуху, ни вести, то мы и
считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Денег нет — что
считать? Деньги
есть —
сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.