Неточные совпадения
Но, к своему
ужасу, он стал терять эту надежду: генерал взводил его по лестнице,
как человек, действительно имеющий здесь знакомых, и поминутно вставлял биографические и топографические подробности, исполненные математической точности.
—
Как бы всё ищет чего-то,
как бы потеряла что-то. О предстоящем же браке даже мысль омерзела и за обидное принимает. О нем же самом
как об апельсинной корке помышляет, не более, то есть и более, со страхом и
ужасом, даже говорить запрещает, а видятся разве только что по необходимости… и он это слишком чувствует! А не миновать-с!.. Беспокойна, насмешлива, двуязычна, вскидчива…
— Да…
как же ты теперь женишься!..
Как потом-то будешь? — с
ужасом спросил князь.
— Да
как же ты…
как же ты… — вскричал князь и не докончил. Он с
ужасом смотрел на Рогожина.
— Ведь уж умирает, а всё ораторствует! — воскликнула Лизавета Прокофьевна, выпустив его руку и чуть не с
ужасом смотря,
как он вытирал кровь с своих губ. — Да куда тебе говорить! Тебе просто идти ложиться надо…
Евгений Павлович стоял на ступеньках лестницы
как пораженный громом. Лизавета Прокофьевна тоже стала на месте, но не в
ужасе и оцепенении,
как Евгений Павлович: она посмотрела на дерзкую так же гордо и с таким же холодным презрением,
как пять минут назад на «людишек», и тотчас же перевела свой пристальный взгляд на Евгения Павловича.
Тот стоял предо мной в совершенном испуге и некоторое время
как будто понять ничего не мог; потом быстро схватился за свой боковой карман, разинул рот от
ужаса и ударил себя рукой по лбу.
— Нет, — ответил князь, — нет, не люблю. О, если бы вы знали, с
каким ужасом вспоминаю я то время, которое провел с нею!
— Я не знаю
как. В моем тогдашнем мраке мне мечталась… мерещилась, может быть, новая заря. Я не знаю,
как подумал о вас об первой. Я правду вам тогда написал, что не знаю. Всё это была только мечта от тогдашнего
ужаса… Я потом стал заниматься; я три года бы сюда не приехал…
Ваза покачнулась, сначала
как бы в нерешимости: упасть ли на голову которому-нибудь из старичков, но вдруг склонилась в противоположную сторону, в сторону едва отскочившего в
ужасе немчика, и рухнула на пол.
Еще мгновение, и
как будто всё пред ним расширилось, вместо
ужаса — свет и радость, восторг; стало спирать дыхание, и… но мгновение прошло.
Старушка Рогожина продолжает жить на свете и
как будто вспоминает иногда про любимого сына Парфена, но неясно: бог спас ее ум и сердце от сознания
ужаса, посетившего грустный дом ее.
— Генерала Жигалова? Гм!.. Сними-ка, Елдырин, с меня пальто…
Ужас как жарко! Должно полагать, перед дождем… Одного только я не понимаю: как она могла тебя укусить? — обращается Очумелов к Хрюкину. — Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб соврать. Ты ведь… известный народ! Знаю вас, чертей!
Живу чудесно на подворье, которое будет вроде монастырька, но соблазну
ужас как много, потому что все равно что среди шумного города.
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, //
Как турка взбунтовавшихся // Монахов в море гнал, //
Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот
ужаса, // Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Ужасный крик не умолкал, он сделался еще ужаснее и,
как бы дойдя до последнего предела
ужаса, вдруг затих.
Жениха ждали в церкви, а он,
как запертый в клетке зверь, ходил по комнате, выглядывая в коридор и с
ужасом и отчаянием вспоминая, что он наговорил Кити, и что она может теперь думать.
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но
как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах,
какой ужас! И
как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть, девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
Она говорила себе: «Нет, теперь я не могу об этом думать; после, когда я буду спокойнее». Но это спокойствие для мыслей никогда не наступало; каждый paз,
как являлась ей мысль о том, что она сделала, и что с ней будет, и что она должна сделать, на нее находил
ужас, и она отгоняла от себя эти мысли.