Неточные совпадения
— Этот неуч все так же у вас продолжает входить невежей,
как и
прежде, — прошипела на меня Татьяна Павловна; ругательные слова она и
прежде себе позволяла, и это вошло уже между мною и ею в обычай.
Я промолчал; ну что тут можно было извлечь? И однако же, после каждого из подобных разговоров я еще более волновался, чем
прежде. Кроме того, я видел ясно, что в нем всегда
как бы оставалась какая-то тайна; это-то и привлекало меня к нему все больше и больше.
— Я всегда робел
прежде. Я и теперь вошел, не зная, что говорить. Вы думаете, я теперь не робею? Я робею. Но я вдруг принял огромное решение и почувствовал, что его выполню. А
как принял это решение, то сейчас и сошел с ума и стал все это говорить… Выслушайте, вот мои два слова: шпион я ваш или нет? Ответьте мне — вот вопрос!
Он — я его изучил, — он мрачный, мнительный, может быть, он очень добрый, пусть его, но зато в высшей степени склонный
прежде всего во всем видеть злое (в этом, впрочем, совершенно
как я!).
Тут
как раз подвернулся Стебельков, которого я, впрочем, и
прежде знал.
В эту минуту вдруг показалась в дверях Катерина Николаевна. Она была одета
как для выезда и,
как и
прежде это бывало, зашла к отцу поцеловать его. Увидя меня, она остановилась, смутилась, быстро повернулась и вышла.
Он хоть и продолжал меня тогда бить,
как и
прежде, но уже очень много мне сообщал и во мне нуждался.
Или, наконец, если смех этот хоть и сообщителен, а все-таки почему-то вам покажется пошловатым, то знайте, что и натура того человека пошловата, и все благородное и возвышенное, что вы заметили в нем
прежде, — или с умыслом напускное, или бессознательно заимствованное, и что этот человек непременно впоследствии изменится к худшему, займется «полезным», а благородные идеи отбросит без сожаления,
как заблуждения и увлечения молодости.
Для меня ли собственно заходила эта «добрая женщина»,
как выражалась всегда о ней мама, или просто посещала маму, по заведенному
прежде порядку, — я не спросил.
— Макар Иванович, вы опять употребили слово «благообразие», а я
как раз вчера и все дни этим словом мучился… да и всю жизнь мою мучился, только
прежде не знал о чем. Это совпадение слов я считаю роковым, почти чудесным… Объявляю это в вашем присутствии…
Признаюсь тоже (не унижая себя, я думаю), что в этом существе из народа я нашел и нечто совершенно для меня новое относительно иных чувств и воззрений, нечто мне не известное, нечто гораздо более ясное и утешительное, чем
как я сам понимал эти вещи
прежде.
Прежде всего привлекало в нем,
как я уже и заметил выше, его чрезвычайное чистосердечие и отсутствие малейшего самолюбия; предчувствовалось почти безгрешное сердце.
В этом ресторане, в Морской, я и
прежде бывал, во время моего гнусненького падения и разврата, а потому впечатление от этих комнат, от этих лакеев, приглядывавшихся ко мне и узнававших во мне знакомого посетителя, наконец, впечатление от этой загадочной компании друзей Ламберта, в которой я так вдруг очутился и
как будто уже принадлежа к ней нераздельно, а главное — темное предчувствие, что я добровольно иду на какие-то гадости и несомненно кончу дурным делом, — все это
как бы вдруг пронзило меня.
Он маму любит, маму, и я видел,
как он обнимал ее, и я
прежде сам думал, что он любит Катерину Николаевну, но теперь узнал ясно, что он, может, ее когда-то любил, но теперь давно ненавидит… и хочет мстить, и она боится, потому что я тебе скажу, Ламберт, он ужасно страшен, когда начнет мстить.
— Я только знаю теперь, что «тот человек» гораздо был ближе к душе вашей, чем вы это мне
прежде открыли, — сказал я, сам не зная, что хотел этим выразить, но
как бы с укоризной и весь нахмурясь.
Действительно, на столе, в шкафу и на этажерках было много книг (которых в маминой квартире почти совсем не было); были исписанные бумаги, были связанные пачки с письмами — одним словом, все глядело
как давно уже обжитой угол, и я знаю, что Версилов и
прежде (хотя и довольно редко) переселялся по временам на эту квартиру совсем и оставался в ней даже по целым неделям.
Я не знал и ничего не слыхал об этом портрете
прежде, и что, главное, поразило меня — это необыкновенное в фотографии сходство, так сказать, духовное сходство, — одним словом,
как будто это был настоящий портрет из руки художника, а не механический оттиск.
Я и
прежде живал в Европе, но тогда было время особенное, и никогда я не въезжал туда с такою безотрадною грустью и… с такою любовью,
как в то время.
Они стали бы замечать и открыли бы в природе такие явления и тайны,
каких и не предполагали
прежде, ибо смотрели бы на природу новыми глазами, взглядом любовника на возлюбленную.
— Именно — так. Скитаясь и тоскуя, я вдруг полюбил ее,
как никогда
прежде, и тотчас послал за нею.
Но так
как она не уходила и все стояла, то я, схватив шубу и шапку, вышел сам, оставив ее среди комнаты. В комнате же моей не было никаких писем и бумаг, да я и
прежде никогда почти не запирал комнату, уходя. Но я не успел еще дойти до выходной двери,
как с лестницы сбежал за мною, без шляпы и в вицмундире, хозяин мой, Петр Ипполитович.
Испуг мамы переходил в недоумение и сострадание; она
прежде всего видела в нем лишь несчастного; случалось же, что и
прежде он говорил иногда почти так же странно,
как и теперь.
— Я знаю, что вы можете мне сделать множество неприятностей, — проговорила она,
как бы отмахиваясь от его слов, — но я пришла не столько затем, чтобы уговорить вас меня не преследовать, сколько, чтоб вас самого видеть. Я даже очень желала вас встретить уже давно, сама… Но я встретила вас такого же,
как и
прежде, — вдруг прибавила она,
как бы увлеченная особенною и решительною мыслью и даже каким-то странным и внезапным чувством.
У меня сердце сжалось до боли, когда я услышал такие слова. Эта наивно унизительная просьба была тем жалчее, тем сильнее пронзала сердце, что была так обнаженна и невозможна. Да, конечно, он просил милостыню! Ну мог ли он думать, что она согласится? Меж тем он унижался до пробы: он попробовал попросить! Эту последнюю степень упадка духа было невыносимо видеть. Все черты лица ее
как бы вдруг исказились от боли; но
прежде чем она успела сказать слово, он вдруг опомнился.
Они поместили его не в моей комнате, а в двух хозяйских, рядом с моей. Еще накануне,
как оказалось, произведены были в этих комнатах некоторые изменения и украшения, впрочем самые легкие. Хозяин перешел с своей женой в каморку капризного рябого жильца, о котором я уже упоминал
прежде, а рябой жилец был на это время конфискован — уж не знаю куда.
— Ступай ты с ней! — велела она мне, оставляя меня с Альфонсинкой, — и там умри, если надо, понимаешь? А я сейчас за тобой, а
прежде махну-ка я к ней, авось застану, потому что,
как хочешь, а мне подозрительно!