Наконец один цвет привлек обезоруженное внимание покупателя; он сел
в кресло к окну, вытянул из шумного шелка длинный конец,
бросил его на колени и, развалясь, с трубкой
в зубах, стал созерцательно неподвижен.
Удивительно легко выламывали из ледяного холма и
бросали в огонь
кресла, сундук, какую-то дверь, сани извозчика, большой отрезок телеграфного столба.
Самгину показалось, что она хочет сесть на колени его, — он пошевелился
в кресле, сел покрепче, но
в магазине брякнул звонок. Марина вышла из комнаты и через минуту воротилась с письмами
в руке; одно из них, довольно толстое, взвесила на ладони и, небрежно
бросив на диван, сказала:
— Интересная Тоська? — откликнулся Дронов,
бросив себя
в кресло, так что оно заскрипело. — Очень интересная, — торопливо ответил он сам себе. — Ее один большевичок обрабатывает, чахоточный, скоро его к праотцам отнесут, но — замечательный! [Ты здесь] — ненадолго или — жить? Я приехал звать тебя к нам. Чего тебе одному торчать
в этом чулане?
Она бросалась
в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила по комнате, падала
в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась
в постель, и опять ходила, и несколько раз подходила к письменному столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним
в комнату мужа,
бросила его да стол, и бросилась
в свою комнату, упала
в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она побежала
в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?