Неточные совпадения
Впоследствии, когда он припоминал
это время и все, что случилось с ним в
эти дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его до суеверия поражало всегда одно обстоятельство, хотя, в сущности, и не очень необычайное, но которое постоянно казалось ему потом как бы каким-то предопределением
судьбы его.
Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него и в то же время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такому настроению его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она,
эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю
судьбу его?
Негодование-то в вас уж очень сильно кипит-с, благородное-с, от полученных обид, сперва от
судьбы, а потом от квартальных, вот вы и мечетесь туда и сюда, чтобы, так сказать, поскорее заговорить всех заставить и тем все разом покончить, потому что надоели вам
эти глупости и все подозрения
эти.
Странное дело, никто бы, может быть, не поверил
этому, но о своей теперешней, немедленной
судьбе он как-то слабо, рассеянно заботился.
Подумайте об
этом;
судьба вашего брата и вашей матери в ваших руках.
Дуня из
этого свидания по крайней мере вынесла одно утешение, что брат будет не один: к ней, Соне, к первой пришел он со своею исповедью; в ней искал он человека, когда ему понадобился человек; она же и пойдет за ним, куда пошлет
судьба.
Раскольников почувствовал и понял в
эту минуту, раз навсегда, что Соня теперь с ним навеки и пойдет за ним хоть на край света, куда бы ему ни вышла
судьба.
Раскольников задрожал. Пред ним стоял Порох; он вдруг вышел из третьей комнаты. «
Это сама
судьба, — подумал Раскольников, — почему он тут?»
Все
эти сведения имели некоторое благоприятное влияние на решение
судьбы Раскольникова.
Письма Сони казались сперва Дуне и Разумихину как-то сухими и неудовлетворительными; но под конец оба они нашли, что и писать лучше невозможно, потому что и из
этих писем в результате получалось все-таки самое полное и точное представление о
судьбе их несчастного брата.
И хотя бы
судьба послала ему раскаяние — жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы — ведь
это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.
Она искала, отчего происходит эта неполнота, неудовлетворенность счастья? Чего недостает ей? Что еще нужно? Ведь
это судьба — назначение любить Обломова? Любовь эта оправдывается его кротостью, чистой верой в добро, а пуще всего нежностью, нежностью, какой она не видала никогда в глазах мужчины.
— Бабушка! — с радостью воскликнул Райский. — Боже мой! она зовет меня: еду, еду! Ведь там тишина, здоровый воздух, здоровая пища, ласки доброй, нежной, умной женщины; и еще две сестры, два новых, неизвестных мне и в то же время близких лица… «барышни в провинции! Немного страшно: может быть, уроды!» — успел он подумать, поморщась… — Однако еду:
это судьба посылает меня… А если там скука?
Неточные совпадения
Дело сестричек (
это было филантропическое, религиозно-патриотическое учреждение) пошло было прекрасно, но с
этими господами ничего невозможно сделать, — прибавила графиня Лидия Ивановна с насмешливою покорностью
судьбе.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная
судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах,
это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна,
это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
И сколько бы ни внушали княгине, что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою
судьбу, он не могла верить
этому, как не могла бы верить тому, что в какое бы то ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.
— Ну, доктор, решайте нашу
судьбу, — сказала княгиня. — Говорите мне всё. «Есть ли надежда?» — хотела она сказать, но губы ее задрожали, и она не могла выговорить
этот вопрос. — Ну что, доктор?…
— Так-то и единомыслие газет. Мне
это растолковали: как только война, то им вдвое дохода. Как же им не считать, что
судьбы народа и Славян… и всё
это?