Неточные совпадения
3. Не требовать от меня отчета, почему я описываю именно то, а не то происшествие; или для
чего, упоминая об одном историческом лице, я не
говорю ни слова о другом. И наконец...
— На третий день, поутру, — продолжал Рославлев, — Оленька сказала мне,
что я не противен ее сестре, но
что она не отдаст мне своей руки до тех пор, пока не уверится,
что может составить мое счастие, и требует в доказательство любви моей, чтоб я целый год не
говорил ни слова об этом ее матери и ей самой.
Одним словом, несмотря
ни на какую погоду, он пустился бы пешком, если бы рассудок не
говорил ему,
что этим он не поможет своему горю, а только отдалит минуту свидания.
Он держал за руку больную и хотя не
говорил еще
ни слова, но не трудно было отгадать по его веселому и довольному лицу,
что опасность миновалась.
Пользуясь правом жениха, Рославлев сидел за столом подле своей невесты; он мог
говорить с нею свободно, не опасаясь нескромного любопытства соседей, потому
что с одной стороны подле них сидел Сурской, а с другой Оленька. В то время как все, или почти все, заняты были едою, этим важным и едва ли
ни главнейшим делом большей части деревенских помещиков, Рославлев спросил Полину: согласна ли она с мнением своей матери,
что он не должен
ни в каком случае вступать снова в военную службу?
Наши приятели, не
говоря ни слова, пошли вслед за незнакомым. Когда они стали подходить к огням, то заметили,
что он был в военном сюртуке с штаб-офицерскими эполетами. Подойдя к биваку Зарецкого, он повернулся и сказал веселым голосом...
— Насильно!.. насильно!.. Но если эти дуры не знают общежития!..
Что за народ эти русские!.. Мне кажется, они еще глупее немцев… А как бестолковы!.. С ними
говоришь чистым французским языком —
ни слова не понимают. Sacristie! Comme ils sont bêtes ces barbares! [Черт возьми! Как глупы эти варвары! (франц.)]
— Нет, братец, решено!
ни русские,
ни французы,
ни люди,
ни судьба, ничто не может нас разлучить. — Так
говорил Зарецкой, обнимая своего друга. — Думал ли я, — продолжал он, —
что буду сегодня в Москве, перебранюсь с жандармским офицером;
что по милости французского полковника выеду вместе с тобою из Москвы,
что нас разлучат русские крестьяне,
что они подстрелят твою лошадь и выберут тебя потом в свои главнокомандующие?..
— И вовсе необыкновенно, — прибавил Сборской. — Верно, не было примера, чтоб четверо храбрых и обстрелянных офицеров, вместо того чтоб
говорить о своих подвигах, рассказывали друг другу о том,
что они когда-то трусили и боялись
чего бы то
ни было.
Глаза мои смыкались от усталости; и прежде,
чем Андрей окончил свой ужин, я спал уже крепким сном. Не знаю, долго ли он продолжался, только вдруг я почувствовал,
что меня будят. Я проснулся — вокруг все темно; подле меня, за дощатой перегородкой, смешанные голоса, и кто-то шепчет: «Тише!.. бога ради, тише! Не
говорите ни слова». Это был мой Андрей, который, дрожа всем телом, продолжал мне шептать на ухо: «Ну, сударь, пропали мы!..»
— Вот
что? Ну, в самом деле прекрасная выдумка! Я всегда замечал в этом Дерикуре необычайные способности; однако ж не
говорите ничего нашим молодым людям; рубиться с неприятелем, брать батареи — это их дело; а всякая хитрость, как бы умно она
ни была придумана, кажется им недостойною храброго офицера.
Чего доброго, пожалуй, они скажут,
что за эту прекрасную выдумку надобно произвесть Дерикура в полицейские комиссары.
Лишь только вы заметите,
что я хочу
говорить, — зажмите мне рот, будите меня, толкайте, бейте, только бога ради не давайте выговорить
ни слова.
За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И всё,
что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — всё получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям, особенное значение.
— Не люблю, не люблю, когда ты так дерзко говоришь! — гневно возразила бабушка. — Ты во что сам вышел, сударь: ни Богу свеча, ни черту кочерга! А Нил Андреич все-таки почтенный человек,
что ни говори: узнает, что ты так небрежно имением распоряжаешься — осудит! И меня осудит, если я соглашусь взять: ты сирота…
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких,
что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и
говорить про губернаторов…
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж
говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай:
говорит, и на Онуфрия его именины.
Что делать? и на Онуфрия несешь.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите
ни слова
поговорить о деле. Ну
что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Хлестаков. Да
что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь,
что у меня нет
ни копейки.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я
говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)