Неточные совпадения
Кухарь, усердный человек к пользам
господ своих, начал представлять резоны, что-де мы барана зарежем, да
он весь не потребится на стол, половина останется и, по летнему времени, испортится: надо будет выкинуть.
Конюха на конюшенном дворе принимают лучшего овса и ссыпают
его в свои закрома; заботятся о привозе сена из лучшего стожка и скидывают
его на конюшню, чтобы все это задать гостиным лошадям по приезде
их, дабы люди после не осуждали
господ: такие-де хозяева, что о лошадях и не позаботились.
Да, кстати сказать, что этот
господин полковник не то, что пан полковник: нет той важности, нет амбиции, гонору; ездит один душою на паре лошадей, без конвою, без сурм и бубен; не только сиди, хоть ложись при
нем,
он слова не скажет и даже терпеливо сносит, когда противоречат
ему.
Дорогою мы рассуждали с братом, какой у
господина полковника должен быть знатный банкет и как, при многих у
него гостях, будут нам отдавать отличную честь, как прилично и следует знаменитым Халязским.
Подошел к нам — я думал, что
он домине Тумаков и должен нас учить каким наукам — однако же это был просто Тумаков, и показав прежде Петрусе, что писать, потом приступил ко мне."Пишите, — сказал
он, — к сему прошению"… Я написал это убийственное, треклятое, погубившее меня тогда и во всю жизнь мою причинявшее мне беды, я написал и кончил все по методу Тумакова.
Он собрал наши бумаги, и когда
господин полковник сказал
ему:"заготовь же приказ, да скорее", —
он пошел от нас.
Полковник вышел уже в сюртуке и гости за
ним тоже — поверите ли? — в сюртуках… Но какое нам дело, мы будто и не примечаем. Как вот, послушайте…
Господин полковник сказал:"Зовите же гг. офицеров"… и тут вошло из другой комнаты человек семь офицеров и, не поклонясь никому, даже и нам, приезжим, сели прямо за стол. Можно сказать, учтиво с нами обращались! Может быть,
они с
господином полковником виделись прежде, но мы же званые… Но хорошо — уселися.
В продолжение стола, перед кем стояло в бутылке вино, те свободно наливали и пили; перед кем же
его не было, тот пил одну воду. Петрусь, как необыкновенного ума был человек и шагавший быстро вперед, видя, что перед
ним нет вина, протянул руку через стол, чтобы взять к себе бутылку… Как же вскрикнет на
него полковник, чтобы
он не смел так вольничать и что
ему о вине стыдно и думать! Посмотрели бы вы,
господин полковник, — подумал я сам себе. — как мы и водочку дуем, и сколько лет уже!
Как служил и что перенес брат Петрусь, я вовсе не знаю: меня с
ним разлучили с самого дома
его высокоблагородия, то есть
господина полковника; иначе назвать и теперь боюсь, как будто
господин капрал подслушивает.
А эти
господа капралы с товарищами, когда сойдутся, так то и дело жалуются, что я
их замучил.
Им подали письмо от
господина полковника, но как некому было прочесть, — послали за дьячком-старичком, поступившим на место умершего пана Кнышевского…
Но первое же
их дело было послать приказчика к
господину полковнику умаливать, упрашивать
его, чтоб не губил прежде времени изнеженных, совсем не для службы рожденных ею детей, дал бы
им на свете пожить и не обрекал бы
их чрез службу на видимую смерть.
Тут маменька, увидевши, что уже это не шутка, поскорее снарядили бабусю с большим запасом всякой провизии и отправили ко мне, чтобы кормила меня, берегла, как глаза, и везде по походах не отставала от меня. Так куда! командирство и слышать не захотели.
Его благородие,
господин капитан, приказал бабусю со всем добром из селения выгнать; а о том и не подумал, что я даже исчах без привычной домашней пищи! Но это еще не то большое несчастье, о котором хочу рассказать.
Это индиком
они з критику называли
его высокоблагородие
господина полковника.
Насилу довезли домой, и тут ох, да ох!., уж не набранились же
они его высокоблагородия
господина полковника!
К моему особенному счастью,
его высокоблагородия
господина полковника в то время, за отъездом в Киев, при полку не находилось, а попала моя бумага по какому-то случаю
господину премьер-майору.
Он призвал меня к себе и долго уговаривал, чтобы я служил, прилежал бы к службе и коль скоро успел бы в том, то и был бы произведен в «фендрики» (теперь прапорщики), а там бы, дескать, и дальше пошел.
Я не очень смотрел на нововведения, заимствованные соседями у бывшего моего
его высокоблагородия,
господина полковника, и, не подражая
ему, жил по своей воле.
Честью уверяю вас, что этого правила мне ни маменька, ни батенька, ей домине Галушкинский, ни в училищах, ни те
господа капралы, что учили меня выступать с левой ноги, ни одно
их благородие и даже высокоблагородие, — никто мне не внушал; а, видно, благодетельная натура вперила мне эти правила, которые, право, недурны и неубыточны.
Усмехнувшись, когда я объяснил, что я подпрапоренко, регулярной армии отставной
господин капрал, Трофим Миронов сын Халявский —
он записывал, а я, между тем, дабы показать
ему, что я бывал между людьми и знаю политику, начал
ему рекомендоваться и просил
его принять меня в свою аттенцию и, по дружбе, сказать чисто и откровенно, в какой город меня привезли?
Ему дали памятное наставление, чтобы
он впредь иначе отыскивал своего
господина; а Кузьма, этим не удовлетворившись, начал спорить и доказывать, что когда паныч
ему нужен, так
он везде пойдет и будет кричать, отыскивая
его.
Кроме того, что много было в полку отличных красивых молодцов, разумеется, из
их благородий, — наши братья — сержанты, капралы и прочие
господа в порядочный счет не идут, — ко главное, что все
они защитники наши и отечества; как же прекрасному полу не иметь к
ним аттенции?
Правда, правда, тысячу раз правда твоя,
господин мусье! Ну, что было бы из меня, если бы я продолжал военную службу? Мучился бы, изнемогал, а все бы не дошел выше
господина капрала. Теперь же — даже губернатором могу быть! Состояние у меня отличное, могу найти двух-трех с большими познаниями людей, буду
им платить щедро и служил бы отлично. Подите же вы с теперешнею молодежью! И слышать не хотят. Все бы
им самим служить, не как предки наши… Портится свет!