Неточные совпадения
Пошли. А в кабаке стоит старый человек, с седыми, как щетина, волосами, да и лицо тоже все в щетине. Видно сразу: как ни бреется, а борода все-таки из-под кожи лезет, как отава после хорошего дождя. Как увидели наши приятели такого шероховатого человека посреди гладких и аккуратных немцев, и показалось им в нем что-то знакомое.
Дыма говорит тихонько...
— Да куда же это мы
пойдем, хотел бы я знать? — сказал
Дыма.
— Не
пойду, — сказал
Дыма решительно. — Бог создал человека для того, чтобы он ходил и ездил по земле. Довольно и того, что человек проехал по этому проклятому морю, которое чуть не вытянуло душу. А тут еще лети, как какая-нибудь сорока, по воздуху. Веди нас пешком.
— Не
пойду! — решительно сказал
Дыма и, обращаясь к Матвею и Анне, сказал: — И вы тоже не ходите!
— Га! Что делать! В этой стороне, видно, надо ко всему привыкать, — ответил
Дыма и, взвалив мешок на плечи, сердито
пошел на лестницу.
Правду сказать, — все не понравилось Матвею в этой Америке.
Дыме тоже не понравилось, и он был очень сердит, когда они
шли с пристани по улицам. Но Матвей знал, что
Дыма — человек легкого характера: сегодня ему кто-нибудь не по душе, а завтра первый приятель. Вот и теперь он уже крутит ус, придумывает слова и посматривает на американца веселым оком. А Матвею было очень грустно.
Дыма посмотрел на него с великою укоризной и постучал себя пальцем по лбу. Матвей понял, что
Дыма не хочет ругать его при людях, а только показывает знаком, что он думает о голове Матвея. В другое время Матвей бы, может, и сам ответил, но теперь чувствовал, что все они трое по его вине
идут на дно, — и смолчал.
Матвей ждал
Дыму, но
Дыма с ирландцем долго не
шел. Матвей сел у окна, глядя, как по улице снует народ, ползут огромные, как дома, фургоны, летят поезда. На небе, поднявшись над крышами, показалась звезда. Роза, девушка, дочь Борка, покрыла стол в соседней комнате белою скатертью и поставила на нем свечи в чистых подсвечниках и два хлеба прикрыла белыми полотенцами.
Матвей хотел ответить что-то очень внушительное, но в это время с одной из кроватей послышался сердитый окрик какого-то американца.
Дыма разобрал только одно слово devil, но и из него понял, что их обоих
посылают к дьяволу за то, что они мешают спать… Он скорчился и юркнул под одеяло.
Письма все не было, а дни
шли за днями. Матвей больше сидел дома, ожидая, когда, наконец, он попадет в американскую деревню, а
Дыма часто уходил и, возвращаясь, рассказывал Матвею что-нибудь новое.
Он стал читать, шевеля губами, о том, как двое молодых людей пришли в Содом к Лоту и как жители города захотели взять их к себе. Потом он поднял голову и начал думать. Он думал о том, что вот они с Дымой как раз такие молодые люди в этом городе. Только у
Дымы сразу стал портиться характер, и он сам
пошел к жителям города…
Дыма отодвинулся еще дальше, слушая бормотание Матвея, но тот уже смолк, а сон
шел своим чередом… Бегут христиане со всех сторон, с улиц и базаров, из шинков и от возов с хлебом. Бегут христиане с криком и шумом, с камнями и дреколием… Быстро запираются Двери домов и лавочек, звякают стекла, слышны отчаянные крики женщин и детей, летят из окон еврейские бебехи и всякая рухлядь, пух из перин кроет улицы, точно снегом…
Дыма сначала
послал его к чорту; но Падди пустил ему немного крови из носу, — тогда он сам стал совать руками, куда попало…
А может быть, он узнал Матвея, может быть, он знает Борка и
Дыму, может быть, он видел, что они ищут его по всему городу, и предлагает подождать здесь, а сам
пошлет кого-нибудь за приятелями Матвея?
Они вышли и
пошли берегом, направо, к пристаням, в надежде, что, может быть, Матвей и
Дыма приехали на том эмигрантском корабле из Германии, который только что проплыл мимо «Свободы».
Неточные совпадения
Следя глазами за полосой
дыма, Сергей Иванович
пошел тихим шагом, обдумывая свое состояние.
Промозглый сырой чулан с запахом сапогов и онуч гарнизонных солдат, некрашеный стол, два скверных стула, с железною решеткой окно, дряхлая печь, сквозь щели которой
шел дым и не давало тепла, — вот обиталище, где помещен был наш <герой>, уже было начинавший вкушать сладость жизни и привлекать внимание соотечественников в тонком новом фраке наваринского пламени и
дыма.
Что ж мой Онегин? Полусонный // В постелю с бала едет он: // А Петербург неугомонный // Уж барабаном пробужден. // Встает купец,
идет разносчик, // На биржу тянется извозчик, // С кувшином охтенка спешит, // Под ней снег утренний хрустит. // Проснулся утра шум приятный. // Открыты ставни; трубный
дым // Столбом восходит голубым, // И хлебник, немец аккуратный, // В бумажном колпаке, не раз // Уж отворял свой васисдас.
А знаешь, в солнечный день из купола такой светлый столб вниз
идет, и в этом столбе ходит
дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют.
— Но, государи мои, — продолжал он, выпустив, вместе с глубоким вздохом, густую струю табачного
дыму, — я не смею взять на себя столь великую ответственность, когда дело
идет о безопасности вверенных мне провинций ее императорским величеством, всемилостивейшей моею государыней. Итак, я соглашаюсь с большинством голосов, которое решило, что всего благоразумнее и безопаснее внутри города ожидать осады, а нападения неприятеля силой артиллерии и (буде окажется возможным) вылазками — отражать.