Цитаты со словом «моё»
Я помню себя рано, но первые
мои впечатления разрознены, точно ярко освещенные островки среди бесцветной пустоты и тумана.
В
мои глаза в первый еще раз в жизни попадало столько огня, пожарные каски и гимназист с короткой ногой, и я внимательно рассматривал все эти предметы на глубоком фоне ночной тьмы.
Вспоминаю, затем, несколько совершенно незначительных случаев, когда меня держат на руках, унимают
мои слезы или забавляют.
Разумеется, эти слова очень грубо переводят тогдашние
мои ощущения, но доску и как будто выражение ее покорности под ударами вспоминаю ясно.
И на этот раз это опять доставило удовлетворение; трусость
моя прошла настолько, что еще раза два я бесстрашно выходил наружу уже один, без Гандыла, и опять колотил на лестнице воображаемого вора, упиваясь своеобразным ощущением своей храбрости.
Мне было бы тяжело отказаться от того воображаемого существа, которого я сначала боялся, а потом положительно «чувствовал», при странном лунном сиянии, между
моей палкой и ступенькой лестницы.
Еще стоит островком в
моей памяти путешествие в Кишинев к деду с отцовской стороны…
Я сидел у кого-то на руках впереди, и вдруг
мое внимание привлекла красноватая точка, то вспыхивавшая, то угасавшая в углу, в том месте, где сидел отец.
Купание
мое на этот раз так и не состоялось.
Я ждал с жутким чувством, когда исчезнет последней ярко — белая шляпа дяди Генриха, самого высокого из братьев
моей матери, и, наконец, остался один…
Впоследствии и эта минута часто вставала в
моей душе, особенно в часы усталости, как первообраз глубокого, но живого покоя… Природа ласково манила ребенка в начале его жизни своей нескончаемой, непонятной тайной, как будто обещая где-то в бесконечности глубину познания и блаженство разгадки…
Все это показалось мне новым миром, но странно: затем это воспоминание выпадает из
моей памяти.
Основным фоном
моих впечатлений за несколько детских лет является бессознательная уверенность в полной законченности и неизменяемости всего, что меня окружало.
Если бы я имел ясное понятие о творении, то, вероятно, сказал бы тогда, что
мой отец (которого я знал хромым) так и был создан с палкой в руке, что бабушку бог сотворил именно бабушкой, что мать моя всегда была такая же красивая голубоглазая женщина с русой косой, что даже сарай за домом так и явился на свет покосившимся и с зелеными лишаями на крыше.
Однажды утром
мой младший брат, который и засыпал, и вставал раньше меня, подошел к моей постели и сказал с особенным выражением в голосе...
После смерти
моего деда отец, ездивший на похороны, привез затейливую печать, на которой была изображена ладья с двумя собачьими головами на носу и корме и с зубчатой башней посредине.
Мой прадед, по словам отца, был полковым писарем, дед — русским чиновником, как и отец.
Образ отца сохранился в
моей памяти совершенно ясно: человек среднего роста, с легкой наклонностью к полноте. Как чиновник того времени, он тщательно брился; черты его лица были тонки и красивы: орлиный нос, большие карие глаза и губы с сильно изогнутыми верхними линиями. Говорили, что в молодости он был похож на Наполеона Первого, особенно когда надевал по — наполеоновски чиновничью треуголку. Но мне трудно было представить Наполеона хромым, а отец всегда ходил с палкой и слегка волочил левую ногу…
И только долго спустя, когда миновали годы юношеской беззаботности, я собрал черта за чертой, что мог, о его жизни, и образ этого глубоко несчастного человека ожил в
моей душе — и более дорогой, и более знакомый, чем прежде.
Уже в период довольно сознательной
моей жизни случился довольно яркий эпизод этого рода.
Отец был тут же, и
моя память ясно рисует картину: карточный стол, освещенный сальными свечами, за ним четыре партнера.
Среди них —
мой отец, а против него герой контрабандного анекдота, сопровождающий остротами каждую бросаемую карту.
— Боже
мой! — испуганно сказала мать. — А ты что же?
Время этого настроения ушло безвозвратно, и уже сознательная юность
моего поколения была захвачена разъедающим, тяжелым, но творческим сознанием общей ответственности…
Таково семейное предание об отце
моей матери.
Формальные препятствия, вытекающие из несовершеннолетия невесты, были устранены свидетельством «пятнадцати обывателей»; из комнаты
моей будущей матери вынесли игрушки, короткие платьица сменили подвенечным, и брак состоялся.
Подвести жизненные итоги — дело очень трудное. Счастье и радость так перемешаны с несчастием и горем, что я теперь не знаю, был ли счастлив или несчастен брак
моих родителей…
Таким образом жизнь
моей матери в самом начале оказалась связанной с человеком старше ее больше чем вдвое, которого она еще не могла полюбить, потому что была совершенно ребенком, который ее мучил и оскорблял с первых же дней и, наконец, стал калекой…
Уже на
моей памяти, по чьему-то доносу, возникло дело о расторжении этого брака, и отец был серьезно напуган этим делом.
Однажды в это время я вбежал в спальню матери и увидел отца и мать с заплаканными лицами. Отец нагнулся и целовал ее руку, а она ласково гладила его по голове и как будто утешала в чем-то, как ребенка. Я никогда ранее не видел между отцом и матерью ничего подобного, и
мое маленькое сердчишко сжалось от предчувствия.
Этот именно тон взаимного уважения и дружбы застает
моя память во весь тот период, когда мир казался мне неизменным и неподвижным.
В этот период
мой старший брат, большой лакомка, добрался как-то в отсутствие родителей до гомеопатической аптечки и съел сразу весь запас мышьяку в пилюлях.
В это время я ясно припоминаю себя в комнате больного. Я сидел на полу, около кресла, играл какой-то кистью и не уходил по целым часам. Не могу теперь отдать себе отчет, какая идея овладела в то время
моим умом, помню только, что на вопрос одного из посетителей, заметивших меня около стула: «А ты, малый, что тут делаешь?» — я ответил очень серьезно...
И когда я теперь вспоминаю эту характерную, не похожую на всех других людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление у меня такое, как будто это — само историческое прошлое Польши, родины
моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое, уходит в какую-то таинственную дверь мира в то самое время, когда я открываю для себя другую дверь, провожая его ясным и зорким детским, взглядом…
Жизнь нашего двора шла тихо, раз заведенным порядком.
Мой старший брат был на два с половиной года старше меня, с младшим мы были погодки. От этого у нас с младшим братом установилась, естественно, большая близость. Вставали мы очень рано, когда оба дома еще крепко спали. Только в конюшне конюхи чистили лошадей и выводили их к колодцу. Иногда нам давали вести их в поводу, и это доверие очень подымало нас в собственном мнении.
Кошка благодарно мурлыкала, лизала мне лицо, глядела в глаза и, казалось, совершенно сознательно отвечала взаимностью на
мое расположение и жалость.
Но по мере того как нога у нее заживала и сама она, раскормленная и сытая, становилась благополучнее, ее благодарность исчезала. Прежде она шла на всякий
мой зов, появляясь нивесть из каких углов и закоулков, теперь случалось, что она ускользала от меня, явно «прикидываясь», что не слышит.
На этот раз она очень холодно отвечала на
мои ласки. В глазах ее не было прежней взаимности, и, улучив удобную минутку, она попыталась ускользнуть. Меня охватил гнев. Ее поведение казалось мне верхом неблагодарности, и, кроме того, мне страстно хотелось вернуть наши прежние дружеские отношения. Вдруг в уме мелькнула дикая мысль, что она любила меня, пока ей было больно, а мне ее жалко… Я схватил ее за хвост и перекинул себе через плечо.
Кошка взвизгнула и больно вцепилась когтями в
мою спину.
Кажется, именно в этот день вечером пришел к нам пан Скальский, большой приятель отца и
мой крестный.
Отец был человек глубоко религиозный, но совершенно не суеверный, и его трезвые, иногда юмористические объяснения страшных рассказов в значительной степени рассеивали наши кошмары и страхи. Но на этот раз во время рассказа о сыне и жуке каждое слово Скальского, проникнутое глубоким убеждением, падало в
мое сознание. И мне казалось, что кто-то бьется и стучит за стеклом нашего окна…
Сердце
мое сжималось от глубокой жалости, но вместе и от страха.
Мать, которая часто клала меня с собой, услышала
мой тихий плач, проснулась и стала ласкать меня.
У
моей сестренки, которая была моложе меня на два с половиной года, была старая нянька, которая должна была присматривать и за нами.
На один из таких рассказов вошла в кухню
моя мать и, внимательно дослушав рассказ до конца, сказала...
И когда я теперь вспоминаю
мою молодую красавицу — мать в этой полутемной кухне, освещенной чадным сальным каганчиком, в атмосфере, насыщенной подавляющими душу страхами, то она рисуется мне каким-то светлым ангелом, разгоняющим эти страхи уже одной своей улыбкой неверия и превосходства.
Я, кажется, был самый нервный из
моих братьев и потому испытывал наиболее мучений.
В эту мучительную полосу
моей детской жизни воспоминание о боге было очень бесформенно.
Впоследствии я как-то стал проверять, как понимают те же слова некоторые
мои знакомые.
Он говорил с печальным раздумием. Он много и горячо молился, а жизнь его была испорчена. Но обе эти сентенции внезапно слились в
моем уме, как пламя спички с пламенем зажигаемого фитиля. Я понял молитвенное настроение отца: он, значит, хочет чувствовать перед собой бога и чувствовать, что говорит именно ему и что бог его слышит. И если так просить у бога, то бог не может отказать, хотя бы человек требовал сдвинуть гору…
Цитаты из русской классики со словом «моё»
Предложения со словом «мой»
- Один канадский профессор, друг моего друга, и его жена стали планировать свой выход на пенсию.
- – Мне подарил его дедушка, отец моего отца… я почти не помню его, родители давно развелись, и мы жили с мамой.
- – И пожалуйста – главный друг моей жизни встретился мне случайно, как судьба!
- (все предложения)
Значение слова «мой»
МОЙ, моего́, м.; моя́, мое́й, ж.; моё, моего́, ср.; мн. мои́, мои́х. 1. Мест. притяжат. к я. Мой дом. Моя книга. Мое пальто. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова МОЙ
Афоризмы русских писателей со словом «мой»
- Когда б не смерть, а забытье,
Чтоб ни движения, ни звука…
Ведь если вслушаться в нее,
Вся жизнь моя — не жизнь, а мука.
- В достижении именно того, чего нет, и заключается, по моему мнению, счастье, а потому оно длится одну минуту.
- И радуюсь тому, что счастие чужое
Мне счастья моего милей, дороже вдвое!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно