Неточные совпадения
Отец был человек глубоко религиозный, но совершенно не суеверный, и его трезвые, иногда юмористические объяснения страшных рассказов в значительной степени рассеивали наши кошмары и страхи. Но на этот раз
во время рассказа о сыне и жуке каждое слово Скальского, проникнутое глубоким убеждением, падало в мое сознание. И
мне казалось, что кто-то
бьется и стучит за стеклом нашего окна…
Сердце у
меня тревожно
билось, в груди еще стояло ощущение теплоты и удара. Оно, конечно, скоро прошло, но еще и теперь
я ясно помню ту смутную тревогу, с какой
во сне
я искал и не находил то, что
мне было нужно, между тем как рядом, в спутанном клубке сновидений, кто-то плакал, стонал и
бился… Теперь
мне кажется, что этот клубок был завязан тремя «национализмами», из которых каждый заявлял право на владение моей беззащитной душой, с обязанностью кого-нибудь ненавидеть и преследовать…
Неточные совпадения
Ее сердце сильно
билось, руки были холодны как лед. Начались упреки ревности, жалобы, — она требовала от
меня, чтоб
я ей
во всем признался, говоря, что она с покорностью перенесет мою измену, потому что хочет единственно моего счастия.
Я этому не совсем верил, но успокоил ее клятвами, обещаниями и прочее.
В вашем покое будет
биться пульс, будет жить сознание счастья; вы будете прекраснее
во сто раз, будете нежны, грустны, перед вами откроется глубина собственного сердца, и тогда весь мир упадет перед вами на колени, как падаю
я…
— Зачем
я тебя зову? — сказал с укоризной человек
во фризовой шинели. — Экой ты, Моргач, чудной, братец: тебя зовут в кабак, а ты еще спрашиваешь: зачем? А ждут тебя все люди добрые: Турок-Яшка, да Дикий-Барин, да рядчик с Жиздры. Яшка-то с рядчиком об заклад
побились: осьмуху пива поставили — кто кого одолеет, лучше споет, то есть… понимаешь?
Я пришел к себе в комнату, сел и задумался. Сердце
во мне сильно
билось. Несколько раз перечел
я записку Аси.
Я посмотрел на часы: и двенадцати еще не было.
Очень может быть, что
я далеко переценил его, что в этих едва обозначенных очерках схоронено так много только для
меня одного; может,
я гораздо больше читаю, чем написано; сказанное будит
во мне сны, служит иероглифом, к которому у
меня есть ключ. Может,
я один слышу, как под этими строками
бьются духи… может, но оттого книга эта
мне не меньше дорога. Она долго заменяла
мне и людей и утраченное. Пришло время и с нею расстаться.