— Да уж это не так, чтобы превосходно,
что и говорить. Опять же и зря: послушный он, остяк-то. Ему толком скажи — он слушает. Только там это у них живо, в сумасшедшем-то доме: чуть что, пожалуй, не долго им, и совсем устукают. Этому стукальщику скоро вот то же будет, — как-то недружелюбно мотнул Михеич головой в сторону Яшкиной двери.
Неточные совпадения
— Без конца у него песня эта, — заметил Михеич. — Теперь все будет петь, пока не скажу: довольно! Раз этак я забыл остановить его — он
и поет себе. Проверка пришла, смотритель
и спрашивает: «Ты
что делаешь?» — «Песню,
говорит, Михеич приказал петь». Право, послушный он!.. А тре-ех человек задавил руками. Ноги ему в сумасшедшем доме отшибли — ходить не может. Зачинает мало-мало подыматься, да плохо. Видно, отстукали ловко!
Нечего
говорить,
что назначение это исполнялось далеко не удовлетворительно,
и воровской «малый верх» представлял помещение, совершенно невозможное в гигиеническом отношении.
—
И всегда так-то: стучит без толку… Уж именно
что без пользы, один вред себе получает… —
говорил Михеич, запирая ход на лестницу. —
Что толку в стуке? Ну, вот, заперли его, в карцере сколь перебывал, нарукавники надевали, — все неймется. Погоди, — обратился Михеич к Яшке, — в сумасшедший дом свезут, там недолго настучишь! Там тебя устукают получше Тимошки.
— Не раздерутся, — ответил Михеич, многозначительно усмехнувшись. — Помнят!.. Наш на это — беда, нетерпелив! «Посадить их,
говорит, вместе, а подеретесь там, курицыны дети, уж я вам тогда кузькину мать покажу. Сами знаете…» Знают… Прямо сказать: со свету сживет. В та-акое место упрячет… Это
что? — только слава одна,
что карцером называется. Вон зимой карцер был, то уже можно сказать. Сутки если в нем который просидит, бывало, так уж прямо в больницу волокут. День поскрипит, другой, а там
и кончается.
—
Что ж, — сказал он. — Было бы за
что гноить-то. Я прямо
говорю… За то
и сужден.
«Нет моего преступления ни в
чем, —
говорит Яшка, — а
и было преступление, так не вам судить — богу!» «Судите, за
что знаете», —
говорит камышинский мещанин, не желая даже косвенно принять участие в процессе этого суждения.
— Постой, — перебил он меня наконец. — Думаешь, я не сужден? Сужден, как же! Безо всякого преступления судебною палатою сужден. Не признаю я ихнего… Ну, все же — судили. Вот набольший-то судья
и говорит мне: «Не найдено твоей вины ни в
чем. Расступитесь, стража!.. От суда-следствия оправлен». Ну, думаю, вот меня на волю выпихнут, вот выпихнут… А они тихим-то судом эвона выпихнули куда!
— Погоди! Ты, вот,
говоришь: не за
что, а гражданские власти
говорят: есть за
что. Надо ведь кому-нибудь рассудить. Государственные власти ты признаешь? Ну, вот, они
и судят,
и решают твое дело против тебя…
«Видал, — кричу ему, — победителя — вот он пред тобою!» Восторг во мне такой, смеюсь, всю дорогу говорю, говорю, не помню уж,
что и говорил.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно выгнать: он
говорит,
что в детстве мамка его ушибла,
и с тех пор от него отдает немного водкою.
Хлестаков. Да к
чему же
говорить? я
и без того их знаю.
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох
и плутов таких,
что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего
и говорить про губернаторов…
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», —
и так, право, обрадовалась,
что не могла
говорить.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время
говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)