Неточные совпадения
То
рыцари немецкие, искавшие иные опасностей, славы и награды небесной, другие добычи, земель и вассалов, наступили на нее, окрестили ее мечом и первые ознакомили бедных ее жителей с именем и правами
господина, с высокими замками, данью и насилиями; то власти, ею управлявшие, духовные и светские, епископы и гермейстеры [Гермейстер — глава рыцарских орденов меченосцев и Тевтонского в Ливонии (нем.).], в споре за первенство свое, терзали ее на части.
— В приходе Ренко-Мойс, — начал так Фриц свой рассказ, — неподалеку от развалин замка, жила когда-то богатая Тедвен, знаете, та самая, которая сделала дочери на славу такое платье, что черт принужден был смеяться. В этом замке живали и наши святые
рыцари, и злодеи русские, и монахи, и едва ли, наконец, не одна нечистая сила, — да простит мне
Господь! — вы хорошо знаете Ренко-Мойс, фрейлейн?
Правда, мы там только что отшлифовали свои шпаги; теперь не взыщите, сами напросились,
господин скандинавский
рыцарь: мы поменяемся перчатками на славу или стыд.
— А что, братцы, — заговорил Теркин, не покидая ласкового тона. — Вы ведь все знаете друг друга (оба лежавшие у костра приподнялись немного): вот у меня на днях выхватили бумажник, у Воскресенских ворот, на конке… денег четыреста рублей. Их теперь, известное дело, и след простыл. Мне бы бумаги вернуть… письма нужные и одну расписку… Они ведь все равно
господам рыцарям тумана ни на что не пригодятся.
Теперь,
господин рыцарь, покажите свое благородство: возьмите ее, повлеките к венцу, заставьте у алтаря Божия, перед лицом Его, солгать, что она не неволею за вас идет, что она никого не любила, кроме вас.
— Браво, браво, Эммхен! Да покрепче, несмотря на то, что он так кудряво рассыпается. Нет,
господа рыцари, вам уж нынче девушки не верят ни на золотник.
— А что, видно, за живое задело,
господин рыцарь белого медведя… Ты, верно, и от него хотел уйти, чтобы пожаловаться своему мечу, так как вместо него у тебя на боку торчала колбаса, а через плечо висела фляга. Я, признаюсь, сам этого не видел, но мне рассказывал Бернгард…
Неточные совпадения
Захару было за пятьдесят лет. Он был уже не прямой потомок тех русских Калебов, [Калеб — герой романа английского писателя Уильяма Годвина (1756–1836) «Калеб Вильямс» — слуга, поклоняющийся своему
господину.]
рыцарей лакейской, без страха и упрека, исполненных преданности к
господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков.
Он уж не видел, что делается на сцене, какие там выходят
рыцари и женщины; оркестр гремит, а он и не слышит. Он озирается по сторонам и считает, сколько знакомых в театре: вон тут, там — везде сидят, все спрашивают: «Что это за
господин входил к Ольге в ложу?..» — «Какой-то Обломов!» — говорят все.
— А вы и не знали! — подмигнул ему Митя, насмешливо и злобно улыбнувшись. — А что, коль не скажу? От кого тогда узнать? Знали ведь о знаках-то покойник, я да Смердяков, вот и все, да еще небо знало, да оно ведь вам не скажет. А фактик-то любопытный, черт знает что на нем можно соорудить, ха-ха! Утешьтесь,
господа, открою, глупости у вас на уме. Не знаете вы, с кем имеете дело! Вы имеете дело с таким подсудимым, который сам на себя показывает, во вред себе показывает! Да-с, ибо я
рыцарь чести, а вы — нет!
Как
рыцарь был первообраз мира феодального, так купец стал первообразом нового мира:
господа заменились хозяевами. Купец сам по себе — лицо стертое, промежуточное; посредник между одним, который производит, и другим, который потребляет, он представляет нечто вроде дороги, повозки, средства.
«Как
рыцарь был первообразом мира феодального, так купец стал первообразом нового мира;
господа заменились хозяевами».