Неточные совпадения
Через неделю этому же отцу Гермогену исповедала грехи свои и отходившая Флора, а двое суток позже тот же отец Гермоген, выйдя к аналою, чтобы
сказать надгробное слово Флоре, взглянул в тихое лицо покойницы, вздрогнул, и, быстро устремив взор и руки к стоявшему у изголовья гроба генералу, с немым ужасом на лице воскликнул: «Отче благий: она
молит Тебя: молитв ее ради ими же веси путями спаси его!» — и больше он не мог
сказать ничего, заплакал, замахал руками и стал совершать отпевание.
— Я делаю самые простые выводы из самых простейших фактов, —
сказал он, — и притом из общеизвестных фактов, которые ясно убеждают, что с женщиной поступают коварно и что значение ее все падает. Как самое совершеннейшее из творений, она призвана к господству над грубою силой мужчины, а ее
смещают вниз с принадлежащего ей положения.
— Вы меня не спрашиваете, в чем заключается мой план,
заметьте, несомненный план приобретения громаднейшего состояния, и я знаю, почему вы меня о нем не спрашиваете: вы не спрашиваете не потому, чтоб он вас не интересовал, а потому, что вы знаете, что я вам его не
скажу, то есть не
скажу в той полноте, в которой бы мой верный план, изобретение человека, нуждающегося в двадцати пяти тысячах, сделался вашим планом, — планом человека, обладающего всеми средствами, нужными для того, чтобы через полгода, не более как через полгода, владеть состоянием, которым можно удивить Европу.
Горданов сразу это
заметил и, идя рядом с Висленевым,
сказал ему...
— Это нелепости! —
заметила Бодростина. —
Скажите что-нибудь попроще.
— Тс! Не
сметь! Ни слова! Кто
сказал, что я хочу забыть? Спиридонов, Испанский Дворянин… он ничем не дорожит, кроме чести, но его честь… тс!.. Он женится, да… Кто
смеет обижать женщину? Мы все хуже женщин, да… непременно хуже… А пришел я к вам вот зачем: я вам, кажется, там что-то
сказал?
— Я вам говорила, что покажу вам настоящий антик, —
заметила Бодростина, — надеюсь, вы не
скажете, что я вас обманула, — и с этим она тоже открыла глаза и, увидав гостя, воскликнула. — Кого я вижу, Андрей Иваныч! Давно ли?
Зато Горданов смотрел на всех до наглости
смело и видимо порывался к дерзостям. Порывы эти проявлялись в нем так беззастенчиво, что Синтянина на него только глядела и подумывала: «Каково заручился!» От времени до времени он поглядывал на Ларису, как бы желая
сказать: смотри как я раздражен, и это все чрез тебя; я не дорожу никем и сорву свой гнев на ком представится.
— Послушайте-ка, —
сказал он, улучив минуту, Синтяниной. —
Замечаете вы, что Горданов завирается!
— Да уж… «мои дела», это, я вижу, что-то чернорабочее: делай, что велят, и не
смей спрашивать, —
сказал, с худо скрываемым неудовольствием, Горданов.
— А вот этим вот! — воскликнул Евангел, тронув майора за ту часть груди, где сердце. — Как же вы этого не
заметили, что она, где хочет быть умною дамой, сейчас глупость
скажет, — как о ваших белых панталонах вышло; а где по естественному своему чувству говорит, так что твой министр юстиции. Вы ее, пожалуйста, не ослушайтесь, потому что я вам это по опыту говорю, что уж она как рассудит, так это непременно так надо сделать.
Мы сейчас это поверим, — и Висленев засуетился, отыскивая по столу карандаш, но Глафира взяла его за руку и
сказала, что никакой поверки не нужно: с этим она обернула пред глазами Висленева бумажку, на которой он за несколько минут прочел «revenez bientôt» и указала на другие строки, в которых резко отрицался Благочестивый Устин и все сообщения, сделанные от его имени презренною Ребеккой Шарп, а всего горестнее то, что открытие это было подписано авторитетным духом, именем которого, по спиритскому катехизису, не
смеют злоупотреблять духи мелкие и шаловливые.
Один, кто мог бы сообщить им какие-нибудь сведения, был Висленев, но о нем не было и помину, он сидел крепко-накрепко запершись в ванной и хранил глубочайшее молчание. Наконец слуги,
замечая смятение господ,
сказали, что с барыней еще приехал сумасшедший высокий, черный барин, с огромною бородой и в полосатой шапке.
— Теперь, —
сказала она, — мы можем действовать
смело, никакие отсрочки нам больше не нужны и никто нам не страшен: Синтянин безвластен; его жена замарана интригой с тобою: фотография, которую ты прислал мне, сослужит нам свою службу; Форов и Евангел причастны к делу о волнении крестьян; Висленев сумасшедший; Подозеров зачеркнут вовсе. Остается одно: чтобы нам не мешал Кюлевейн. С него надо начать.
— Так, —
сказал он, — будет гораздо безопаснее, потому что хотя к вам и никто не
смеет взойти, но все-таки свет.
— Если бы… Я вам
скажу откровенно: я не могу думать, чтоб это сталось, потому что я… стара и трусиха; но если бы со мною случилось такое несчастие, то,
смею вас уверить, я не захотела бы искать спасения в повороте назад. Это проводится в иных романах, но и там это в честных людях производит отвращение и от героинь, и от автора, и в жизни… не дай бог мне видеть женщины, которую, как Катя Шорова говорила: «повозят, повозят, назад привезут».
Александра Ивановна прервала поток красноречия Глафиры,
заметив, что она высказалась не против раскаяния, а против перевертничества и отступничества и, так
сказать, искания небесных благ земными путями; из чего выходило, что Синтянина, вовсе не желая бросить камней в огород Бодростиной, беспрестанно в него попадала.
— И что вас это так удивляет? —
сказал Филетер Иванович,
заметив смущение на лице Синтяниной, — разве же она на самом деле не хозяйка? Не все ли равно, «и с трубами свадьба, и без труб свадьба». Но эта «беструбная свадьба» не успокоила его собеседницу, и та только пытала себя: зачем они бравируют? Горданов, по-видимому, просто щеголяет Ларой, но она…
Азарт пророчества, овладевший Висленевым, был так велик, что Глафира даже сочла нужным
заметить, что ведь он сумасшедший, но муж остановил ее,
сказав, что в этих словах нет ничего сумасшедшего.
Синтянина посмотрела на него долгим, пристальным взглядом и
сказала, подчеркивая свои слова, что она всегда делает только то, на что имеет право, и находит себя и теперь в праве
заметить ему, что он поступает очень неосторожно, вынув из-за перевязи свою раненую руку и действуя ею, как здоровою.
Чуть мужики с своим главарем скрылись за селом, бабы поскидывали с себя в избах понявы, распустили по плечам косы, подмазали лица — кто тертым кирпичом, кто
мелом, кто сажей, взяли в руки что кому вздумалось из печной утвари и стали таковы, что ни в сказке
сказать, ни пером описать.
— Ее нельзя более беспокоить и принуждать, —
сказала Синтянина, и когда горничная ушла, между падчерицей и мачехой началась их немая беседа: девочка, косясь на безмолвно сидящую в кресле Глафиру, быстро
метала руками пред мачехой свои знаки и наконец
заметила, что Синтянина дремлет, а Глафира даже спит.
— Ну так что же-с такое? Хотите верно
сказать, что,
мол, надо лечить? Ее и лечили.
— Что это такое? —
сказала тревожно Александра Ивановна и, встав, поглядела через плечо мужа в листок, прочла что-то молча глазами и молча же села на прежнее место. По щекам ее текли две длинные, серьезные слезы, которые
заметил и Подозеров, и генерал, и оба отгадали в чем дело, и старик продолжал чтение.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Пойдем, Машенька! я тебе
скажу, что я
заметила у гостя такое, что нам вдвоем только можно
сказать.
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и
скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да
скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону,
скажи, барин не плотит: прогон,
мол,
скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу
сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Бобчинский. Да если этак и государю придется, то
скажите и государю, что вот,
мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела
сказать: «Мы никак не
смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».