Неточные совпадения
— Нет-с: да что же… тут если все взыскивать, так и служить бы невозможно, — отвечал смотритель. — Это большая особа: тайный советник и сенатор (смотритель назвал одну из важных в тогдашнее время фамилий). От такого, по правде сказать, оно даже и не обидно; а вот как другой раз прапорщик какой набежит или корнет, да тоже к рылу лезет, так вот это
уж очень противно.
Замечательное дело, что тогда, когда в людях было менее всего всякой положительности, у нас, когда говорили о средствах, всегда прибавлялось, что
нет физических средств, как будто в других средствах, нравственных и моральных, тогда никто
уже не сомневался.
— А теперь прошу покорно в вашу комнату. Времени
уже совсем
нет, а мне еще надо завернуть в одно местечко. Клим! — громко крикнул он, хлопнув в ладоши, и, пристегнув аксельбанты, направился чрез гостиную.
— Ну, вот
уж и «шпионит»! Какие у вас, право, глупые слова всегда наготове… Вот от этого-то мне и неудивительно, что вы часто за них попадаетесь… язык мой — враг мой. Что такое «шпионство»? Это обидное слово и ничего более. Шпион, соглядатай — это употребляется в военное время против неприятеля, а в мирное время ничего этого
нет.
«На же тебе меня, на! — говорил я мысленно своей судьбе. — На тебе меня, и поделай-ка со мной что-нибудь чуднее того, что ты делала.
Нет, мол, голубка, ты меня
уж ничем не удивишь!»
—
Нет,
уж это, — говорит, — мне обстоятельно известно; вы даже обо мне никогда ничего не говорите, и тогда, когда я к вам, как к товарищу, с общею радостною вестью приехал, вы и тут меня приняли с недоверием; но Бог с вами, я вам все это прощаю. Мы давно знакомы, но вы, вероятно, не знаете моих правил: мои правила таковы, чтобы за всякое зло платить добром.
— Ах, зачем же, — отвечаю, — в отпуск!
Нет,
уж я, если только можно, в чистую отставку хочу.
Ну, думаю себе, этакой кипучей деятельности нигде, ни в какой другой стране, на обоих полушариях
нет. В целую неделю человек один только раз имеет десять минут свободного времени, да выходит, что и тех
нет!..
Уж этого приятеля, бог с ним, лучше не беспокоить.
—
Нет,
уж какое же, сударь, возобновление! Прежде он в крепостном звании страдал и был постоянно в нужде и в горести и прибегал в несчастии своем к Господу; а теперь, изволите видеть… нынче мужичок идет в церковь только когда захочет…
— Нет-с; да теперь и время такое-с. Это надо было как-нибудь прежде делать, до сокращения, а теперь
уж хоть и грех воровать, но нельзя миновать.
Нет-с: это регресс, и это еще Гавриилом Романовичем Державиным замечено и сказано в его оде «На счастие», что
уж человечество теряет умственный устой: «Повисли в воздухе мартышки, и весь свет стал полосатый шут».
—
Нет, благодарю вас; это дело здесь, в России,
уже неисправимое: я сам виноват, я был неосторожен или, если вы хотите, доверчив — и попался. Позвольте — я вам это расскажу?
«
Нет, — говорят, — батюшка, какое наследство: мы бедные, да
уж он совсем в путь-то собрался… и причастился, теперь ему
уж больно охота помереть».
Нет, вижу, что с этого барина, видно,
уж взятки гладки, да он вдобавок и говорить со мною больше не хочет: встал и стоит, как воткнутый гвоздь, а приставать к нему не безопасно: или в дверь толкнет, или по меньшей мере как-нибудь некрасиво обзовет.
Приезжайте в какую хотите деревушку в моем участке и спросите: «есть школа?» —
уж, конечно, не скажут, что
нет.
— Да-с; я очень просто это делал: жалуется общество на помещика или соседей. «Хорошо, говорю, прежде школу постройте!» В ногах валяются, плачут… Ничего: сказал: «школу постройте и тогда приходите!» Так на своем стою. Повертятся, повертятся мужичонки и выстроят, и вот вам лучшее доказательство: у меня
уже весь, буквально весь участок обстроен школами. Конечно, в этих школах
нет почти еще книг и учителей, но я
уж начинаю второй круг, и
уж дело пошло и на учителей. Это, спросите, как?
Уж я ходил-ходил, ходил-ходил по этой зале,
нет ни ответа, ни привета, и казачок совсем как сквозь землю провалился.
—
Нет, не то что обижают… Обижать-то где им обижать.
Уж тоже хватил «обижать»! Кто-о? Сами к ставцу лицом сесть не умеют, да им меня обижать? Тьфу… мы их и сами еще забидим.
Нет, брат, не обижают, а так… — Фортунатов вздохнул и добавил: — Довольно грешить.
Нет-с, я старовер, и я сознательно старовер, потому что я знал лучшее время, когда все это только разворачивалось и распочиналось; то было благородное время, когда в Петербурге школа устраивалась возле школы, и молодежь, и наши дамы, и я, и моя жена, и ее сестра… я был начальником отделения, а она была дочь директора… но мы все, все были вместе: ни чинов, ни споров, ни попреков русским или польским происхождением и симпатиями, а все заодно, и… вдруг из Москвы пускают интригу, развивают ее, находят в Петербурге пособников, и вот в позапрошлом году, когда меня послали сюда, на эту должность, я
уже ничего не мог сгруппировать в Петербурге.
— Нет-с, вы так не сделаете; сначала все так говолят, а как вам голяцего за козу зальют, так и не уедете. Генелал Пеллов тоже сюда на неделю плиехал, а как пледводитель его нехолосо плинял, так он здесь
уж втолой год живет и ходит в клуб спать.
Я поклонился и пошел за ним, а сам все думаю: кто же это, сам он генерал Перлов или
нет? Он сейчас же это заметил и, введя меня в небольшую круглую залу, отрекомендовался. Это был он, сам кровожадный генерал Перлов; мою же рекомендацию он отстранил, сказав, что я ему
уже достаточно отрекомендован моим приятелем.
Да им даже под рукою можно было бы это и рассказывать, а они все писали бы, что «москали всех повешали»; ученая Европа и порешила бы, что на Балтийском поморье немцев
уже нет, что немцы все
уже перевешаны, а которые остались, те, стало быть, наши.
Тогда они после — пиши не пиши — никто заступаться не станет, потому что поляков
уже нет, все перевешаны; за русских заступаться не принято, — и весь бы этот дурацкий остзейский вопрос так и порешился бы гуттаперчевою куклой.
— Какое же поумнеть? Мыла, разумеется,
уж не ест; а пока сидел у меня — все пальцами нос себе чистил. Из ничего ведь, батюшка, только Бог свет создал, да и это нынешние ученые у него оспаривают. Нет-с; сей Калатузов только помудренел. Спрашиваю его, что, как его дела идут?
«А там, — говорит, — и подавно
нет. Нынче их нигде
уж нет; нынче надо совсем другое делать».
— Позвольте! позвольте! — воскликнул я вдруг, хватив себя за голову. — Да я в уме ли или
нет? Что же это такое: я ведь
уж не совсем понимаю, например, что в словах Перлова сказано на смех и что взаправду имеет смысл и могло бы стоить внимания?.. Что-то есть такого и иного!.. Позвольте… позвольте! Они (и у меня
уже свои мифические они), они свели меня умышленно с ума и… кто же это на смех подвел меня писать записку?
Нет! это неспроста… это…
—
Нет, пудов двенадцать, я больше теперь не подниму, а был силен: два француза меня, безоружного, хотели в плен отвести, так я их за вихры взял, лоб об лоб толкнул и бросил — больше
уже не вставали. Да русский человек ведь вообще, если его лекарствами не портить, так он очень силен.
—
Нет, позвольте
уж вас перебить: если на то пошло, так я знаю человека, который гораздо решительнее вас.
Пошли рассказы: губернатора
уже нет.
И у вас, — говорит, —
уж нет ничего Божьего, а все только «ваше с батюшкой», — И зато, — говорит, — все, чем вы расхвастались, можно у вас назад отнять: одних крестьян назад не закрепят, а вас, либералов, всех можно, как слесаршу Пошлепкину и унтер-офицерскую жену, на улице выпороть и доложить ревизору, что вы сами себя выпороли… и сойдет, как на собаке присохнет, лучше чем встарь присыхало; а
уж меня не выпорют.
— Нет-с: слуга покорный, а
уж я удеру, и вам меня пороть не придется!
— Нет-с,
уж это, — говорит, — опять смерклось.
— Встаньте-с, — говорит мне дядин слуга, — отбою ведь
нет, — вот
уже и нынче третий раз приходят. «Дядюшки, говорят,
нет, так хоть племянника побуди».
— А
уж не могу доложить, но только спросили, сочинитель вы или
нет?