Генерал был страшен. Недавняя бледность на лице сменилась багровыми пятнами, руки судорожно сжимались, глаза смотрели на Мишку с таким выражением, точно
генерал хотел его проглотить. Переведя дух, он схватил Мишку за горло и прошептал...
Неточные совпадения
— Куда
хочешь, папочка, а только убери этого дурака, — просила полненькая генеральша улыбавшегося счастьем грозного
генерала. — Как увижу его, так целый день у меня испорчен…
— Другое дело, Ардальон Павлыч, эти самые заводы, которые Тарас Ермилыч купили. Округа агроматная, шестьсот тыщ десятин, рабочих при заводах тыщ пятнадцать — тут всегда может быть окончательная прижимка от
генерала. Конешно, я маленький человек, а так полагаю своим умом, что напрасно Тарас Ермилыч с заводами связались. Достаточно было бы сибирских делов… Ну, тут опять ихняя гордость:
хочу быть заводчиком в том роде, например, как Демидов или Строганов.
— Ах, матушка, ничего ты не понимаешь!.. — объяснил
генерал. — Ведь Тарас Ермилыч был огорчен: угощал-угощал дорогого гостя, а тот в награду взял да и умер… Ну, кому приятно держать в своем доме мертвое тело? Старик и
захотел молитвой успокоить себя, а тут свечка подвернулась… ха-ха!..
По уходе Смагина
генерал долго не мог успокоиться и раза два проходил из своего кабинета в гостиную, чтобы рассказать какую-нибудь новую подробность из анекдота о свечке. Енафа Аркадьевна только пожимала плечами, а
генерал не
хотел ничего замечать и продолжал смеяться с обычным грозным добродушием.
— Пустяки, Тарас Ермилыч, о которых не стоит и говорить… А
генерал даже смеялся и сегодня вечером
хотел сам быть у вас.
— Сам хорошенько богу молись, братец, — посоветовал
генерал и
хотел выговорить вертевшееся на языке словечко, но удержался.
Это милостивое разрешение, конечно, не вернуло давешнего веселья,
хотя некоторые смельчаки и пробовали разговаривать вслух. Впрочем, всех утешало то, что
генерал не засидится. Тарас Ермилыч был совершенно счастлив: протопоп Мелетий да Смагин выручат, а потом можно будет
генерала за карты усадить. Важно то, что он не погнушался злобинским домом и милостиво пожаловал. Одним словом, все шло как по-писаному.
— Ну, что же ты молчишь? — приставал
генерал. — А то,
хочешь, я и сам могу рассказать, как ты богу молишься.
Последние слова старик выговорил совсем красный, а затем выбежал из павильона.
Генерал только
хотел захохотать, но так и остался с раскрытым ртом. Наступила минута мертвой тишины. Грузная фигура Тараса Ермилыча мелькнула уже на выходе из сада.
— Нынче плохо разбирают дела, Тарас Ермилыч, — уныло ответил
генерал, — ежели бы оно поступило ко мне, так я бы его в три дня кончил… Забыли меня там, не нужен стал. Молодые умнее
хотят быть нас, стариков… Ну, да это еще посмотрим!
Генерал терпеливо выслушал все, а потом угостил тем же Злобина,
хотя и не в таких размерах, — у него тоже были и верные документы и письма.
Что этими последними словами об морском корпусе и об артиллерийском училище
генерал хотел, собственно, сказать — определить трудно. Вихров слушал его серьезно, но молча. Мари от большей части слов мужа или хмурилась, или вспыхивала.
Петенька брезгливо расплескивал ложкой превосходные ленивые щи (старый
генерал хотел похвастаться, что у него, несмотря на «катастрофу», в начале июля все-таки есть новая капуста) и с каким-то неизреченным презрением швырялся вилкой в соусе из телячьей головки.
Неточные совпадения
На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик
хотел уже было посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.
Городничий. Да, признаюсь, господа, я, черт возьми, очень
хочу быть
генералом.
Городничий. Э? вишь, чего
захотела! хорошо и красную. Ведь почему хочется быть
генералом?
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу
генерал или князь.
Захочешь — и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или баба. За что ж себя осудить на невежество на всю жизнь свою?
Чичиков разрешился тоже междуиметием смеха, но, из уважения к
генералу, пустил его на букву э: хе, хе, хе, хе, хе! И туловище его также стало колебаться от смеха,
хотя плечи и не тряслись, потому что не носили густых эполет.