Неточные совпадения
— Ах, какая
ты недотрога!.. — с улыбкой проговорила Раиса Павловна. — Не нужно быть слишком застенчивой. Все хорошо в меру: и застенчивость, и дерзость, и даже глупость… Ну, сознайся,
ты рада,
что приедет к нам Лаптев?
Да?.. Ведь в семнадцать лет жить хочется, а в каком-нибудь Кукарском заводе
что могла
ты до сих пор видеть, — ровно ничего! Мне, старой бабе, и то иногда тошнехонько сделается, хоть сейчас же камень на шею
да в воду.
— Пока ничего не знаю, но с месяц, никак не более. Как раз пробудет, одним словом, столько,
что ты успеешь повеселиться до упаду, и, кто знает…
Да,
да!.. Говорю совершенно серьезно…
—
Да,
да… Все говорят об этом. Получено какое-то письмо. Я нарочно зашел к
тебе узнать,
что это такое?..
— Ах,
да… Виноват, я совсем не заметил
тебя, — рассеянно проговорил Платон Васильич. — Я что-то хуже и хуже вижу с каждым днем… А
ты выросла.
Да… Совсем уж взрослая барышня, невеста. А
что папа? Я его что-то давно не вижу у нас?
— А
что, Лукреция, Яшка Кормилицын все еще ухаживает за
тобой? Ах, бисов сын! Ну,
да ничего, дело житейское, а он парень хороший — как раз под дамское седло годится. А все-таки враг горами качает...
— Ну,
чего ты статуем-то торчишь передо мною? Вон и кучер, глядя на
тебя, тоже вытаращил глаза. Откладывайте лошадку
да к столбу и привяжите. Пусть выстоится!
—
Что же, я ограбил кого? украл? — спрашивал он самого себя и нигде не находил обвиняющих ответов. — Если бы украсть — разве я стал бы руки марать о такие пустяки?.. Уж украсть так украсть, а то… Ах
ты, господи, господи!.. Потом
да кровью все наживал, а теперь вот под грозу попал.
— Тогда хлопотала, а теперь оставит Яшеньку с носом и только, — засмеялась m-lle Эмма. — Не дорого дано…
Да я на месте Луши ни за
что не пошла бы за эту деревянную лестницу… Очень приятно!.. А
ты слышала, какой подарок сделал доктор Луше, когда она изъявила желание выйти за него замуж?
— Ну, хорошо, допустим,
что не относится. А я
тебе прямо скажу,
что вся твоя система выеденного яйца не стоит.
Да… И замечательное дело: по душе
ты не злой человек, а рассуждаешь, как людоед.
— Так, змий-искуситель, так! язык мой — враг мой. Постой,
что я
тебе скажу… Ах,
да… три кадрили…
«
Да, я знаю,
что ты меня хочешь выгоднее продать, — думала, в свою очередь, Луша, — только еще пока не знаешь, кому: Евгению Константинычу или Прейну…»
—
Да, все это так… я не сомневаюсь. Но
чем ты мне заплатишь вот за эту гнилую жизнь, какой я жила в этой яме до сих пор? Меня всегда будут мучить эти позорнейшие воспоминания о пережитых унижениях и нашей бедности. Ах, если бы
ты только мог приблизительно представить себе,
что я чувствую! Ничего нет и не может быть хуже бедности, которая сама есть величайший порок и источник всех других пороков. И этой бедностью я обязана была Раисе Павловне! Пусть же она хоть раз в жизни испытает прелести нищеты!
— Главное, Луша… — глухо ответила Раиса Павловна, опуская глаза, — главное, никогда не повторяй той ошибки, которая погубила меня и твоего отца… Нас трудно судить,
да и невозможно. Имей в виду этот пример, Луша… всегда имей, потому
что женщину губит один такой шаг, губит для самой себя. Беги, как огня, тех людей, то есть мужчин, которые
тебе нравятся только как мужчины.
—
Ты меня гонишь? Ах,
да, ведь не
ты одна — все меня гонят… Но
ты забываешь только одно,
что я
тебе желаю добра и даже забываю,
что ты ненавидишь меня.
— Ну, Яшенька, как видишь, я совсем здорова:
чем ушибся — тем и лечись…
Чего тебе: чаю или кофе? Эй, Афанасья, кофе доктору,
да покрепче, чтобы привести его в чувство… Ха-ха!..
— А… это
ты, Иуда! — бормотал Прозоров, выделывая вензеля ногами. — Знаешь,
что я
тебе скажу: я
тебя люблю…
да, люблю за чистоту типа, как самородок подлости. Ха-ха!
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа, я думаю,
что письмо длинно.
Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна,
да потом пожертвуешь двадцать аршин,
да и давай
тебе еще награду за это?
Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим».
Да дворянин… ах
ты, рожа!
Хлестаков.
Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О
ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе,
да за дело, чтоб он знал полезное. А
ты что? — начинаешь плутнями,
тебя хозяин бьет за то,
что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет
тебе брюхо
да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого,
что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь?
Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.