— И вот попомните мое слово, Пелагея Миневна, — выкрикивала Марфа Петровна, страшно размахивая руками, — непременно все они возгордятся и нас за соседей не
будут считать. Уж это верно! Потому как мы крестьянским товаром торгуем, а они золотом, — компанию будут водить только с становым да с мировым…
Неточные совпадения
Сегодня Гордей Евстратыч
был особенно в духе, потому что Михалко привез ему из Полдневской один старый долг, который он уже
считал пропащим. Несколько раз он начинал подшучивать над младшей невесткой Дуней, которая всего еще полгода
была замужем; красивая, свежая, с русым волосом и ленивыми карими глазами, она только рдела и стыдливо опускала лицо. Красавец Архип, муж Дуни, любовался этим смущением своей молодайки и, встряхивая своими черными, подстриженными в скобу волосами, смеялся довольной улыбкой.
— Ох, дурак, дурак этот Вукол… Никого у них в природе-то таких дураков не
было. Ведь Шабалины-то по нашим местам завсегда в первых
были, особливо дедушка-то, Логин. Богатые
были, а чтобы таких глупостев… семьдесят целковых! Это на ассигнации-то
считать, так чуть не триста рублевиков… Ох-хо-хо!.. Уж правду сказать, что дикая-то копеечка не улежит на месте.
Сын Алексей нисколько не походил на отца ни наружностью, ни характером, потому что уродился ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Это
был видный парень, с румяным лицом и добрыми глазами. Сила Андроныч не
считал его и за человека и всегда называл девкой. Но Татьяна Власьевна думала иначе — ей всегда нравился этот тихий мальчик, как раз отвечавший ее идеалу мужа для ненаглядной Нюши.
Маркушка
был слишком реалист, чтобы усвоить себе отвлеченные богословские понятия; между тем он
считал себя очень грешным человеком, значит, там, вверху, в надзвездном мире ожидала его карающая беспощадная рука, которая воздает сторицей за все земные неправды.
— Ведь их надо
будет оставить обедать, — соображала Татьяна Власьевна,
считая гостей по пальцам. — Ох, горе мое, а у нас и стряпни никакой не заведено!..
— Полно, милый Илья! Нехотя станешь жить, как живут около тебя.
Будешь считать, хозяйничать, читать, слушать музыку. Как у ней теперь выработался голос! Помнишь Casta diva?
— Да, кузина, вы
будете считать потерянною всякую минуту, прожитую, как вы жили и как живете теперь… Пропадет этот величавый, стройный вид, будете задумываться, забудете одеться в это несгибающееся платье… с досадой бросите массивный браслет, и крестик на груди не будет лежать так правильно и покойно. Потом, когда преодолеете предков, тетушек, перейдете Рубикон — тогда начнется жизнь… мимо вас будут мелькать дни, часы, ночи…
— Но как могли вы, — вскричал я, весь вспыхнув, — как могли вы, подозревая даже хоть на каплю, что я знаю о связи Лизы с князем, и видя, что я в то же время беру у князя деньги, — как могли вы говорить со мной, сидеть со мной, протягивать мне руку, — мне, которого вы же должны
были считать за подлеца, потому что, бьюсь об заклад, вы наверно подозревали, что я знаю все и беру у князя за сестру деньги зазнамо!
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему, с сознанием этого поступка, нельзя не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям, не говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно
было считать себя таким для того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство: не думать об этом. Так он и сделал.
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так
считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Милон. Это его ко мне милость. В мои леты и в моем положении
было бы непростительное высокомерие
считать все то заслуженным, чем молодого человека ободряют достойные люди.
Дворянин, например,
считал бы за первое бесчестие не делать ничего, когда
есть ему столько дела:
есть люди, которым помогать;
есть отечество, которому служить.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не
было о нем ни слуху, ни вести, то мы и
считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Денег нет — что
считать? Деньги
есть —
сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.