— Нет… Я про одного человека, который не знает,
куда ему с деньгами деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то какое: повернее в десять раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое дело вот как знаю, потому как еще за казной набил руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
Неточные совпадения
— Ты
куда наклался? — спрашивал
его Кишкин самым невинным образом.
— Ты
куда, Прокопий? — окликнула
его в ужасе Устинья Марковна.
Промысловый человек — совершенно особенный, и,
куда вы
его ни суньте,
он везде будет бредить золотом и легкой наживой.
Когда партия рабочих выступала куда-нибудь на прииск, за ней вместе с провиантом следовал целый воз розог, точно
их нельзя было приготовить на месте действия.
Весь кабак надрывался от хохота, а Ермошка плюнул в Мыльникова и со стыда убежал к себе наверх. Центром разыгравшегося ажиотажа явился именно кабак Ермошки,
куда сходились хоть послушать рассказы о золоте, и
его владелец потерпел законно.
А баушка Лукерья все откладывала серебро и бумажки и смотрела на господ такими жадными глазами, точно хотела
их съесть. Раз, когда к избе подкатил дорожный экипаж главного управляющего и из
него вышел сам Карачунский, старуха ужасно переполошилась,
куда ей поместить этого самого главного барина. Карачунский был вызван свидетелем в качестве эксперта по делу Кишкина. Обе комнаты передней избы были набиты народом, и Карачунский не знал, где
ему сесть.
Появление отца для Наташки было настоящим праздником. Яша Малый любил свое гнездо какой-то болезненной любовью и ужасно скучал о детях. Чтобы повидать
их,
он должен был сделать пешком верст шестьдесят, но все это выкупалось радостью свиданья. И Наташка, и маленький Петрунька так и повисли на отцовской шее. Особенно ластилась Наташка, скучавшая по отце более сознательно. Но Яша точно стеснялся радоваться открыто и потихоньку уходил с ребятишками куда-нибудь в огород и там пестовал
их со слезами на глазах.
Феня в это время уже была в передней и умоляла Мыльникова, чтобы
он увез куда-нибудь от греха дожидавшегося у ворот Кожина.
Баушка Лукерья сунула Оксе за ее службу двугривенный и вытолкала за дверь. Это были первые деньги, которые получила Окся в свое полное распоряжение. Она зажала
их в кулак и так шла все время до Балчуговского завода, а дома спрятала деньги в сенях, в расщелившемся бревне. Оксю тоже охватила жадность, с той разницей от баушки Лукерьи, что Окся знала,
куда ей нужны деньги.
Рабочих на Рублихе всего больше интересовало то, как теперь Карачунский встретится с Родионом Потапычем, а встретиться
они были должны неизбежно, потому что Карачунский тоже начинал увлекаться новой шахтой и следил за работой с напряженным вниманием. Эта встреча произошла на дне Рублихи,
куда спустился Карачунский по стремянке.
Нужно было ехать через Балчуговский завод; Кишкин повернул лошадь объездом, чтобы оставить в стороне господский дом. У старика кружилась голова от неожиданного счастья, точно эти пятьсот рублей свалились к
нему с неба.
Он так верил теперь в свое дело, точно
оно уже было совершившимся фактом. А главное, как приметы-то все сошлись: оба несчастные, оба не знают,
куда голову приклонить. Да тут золото само полезет. И как это раньше
ему Кожин не пришел на ум?.. Ну, да все к лучшему. Оставалось уломать Ястребова.
— Это от Кривушка отшиблась жила-то, — объяснял Мыльников, отчаянно жестикулируя. —
Он сам сказывал: «Так, — грит, — самоваром золото-то и ушло вглыбь…» Ну, конпания свою Рублиху наладила, а самовар-то вон
куда отшатился. Из глаз ушло золото-то у Родиона Потапыча…
—
Куда же ты хочешь уйти? — машинально спрашивал
он.
Куда только заглядывал золотой луч, сейчас сказывалось
его чудотворное влияние.
— Сбросить
его в дудку куда-нибудь, чтобы не заедал чужой хлеб, — предлагали решительные люди.
Мыльников провел почти целых три месяца в каком-то чаду, так что это вечное похмелье надоело наконец и
ему самому. Главное,
куда ни приди — везде на тебя смотрят как на свой карман. Это, в конце концов, было просто обидно. Правда, Мыльников успел поругаться по нескольку раз со своими благоприятелями, но каждое такое недоразумение заканчивалось новой попойкой.
Занятый постройкой,
он совсем забросил жилку,
куда являлся только к вечеру, когда на фабрике «отдавали свисток с работы».
Он приезжал к дудке, наклонялся и кричал...
Поработает артель неделю-другую на прииске, а
его и потянет куда-нибудь в другое место, про которое наскажут с три короба.
— Дело тебе говорят. Кабы мне такую уйму деньжищ, да я бы… Первое дело, сгреб бы
их, как ястреб, и убежал
куда глаза глядят. С деньгами, брат, на все стороны скатертью дорога…
Настоящим праздником для этих заброшенных детей были редкие появления отца. Яша Малый прямо не смел появиться, а тайком пробирался куда-нибудь в огород и здесь выжидал. Наташка точно чувствовала присутствие отца и птицей летела к
нему. Тайн между
ними не было, и Яша рассказывал про все свои дела, как Наташка про свои.
— В шахте… Заложил четыре патрона, поджег фитиля: раз ударило, два ударило, три, а четвертого нет. Что такое, думаю, случилось?.. Выждал с минуту и пошел поглядеть. Фитиль-то догорел, почитай, до самого патрона, да и заглох, ну, я добыл спичку, подпалил
его, а
он опять гаснет. Ну, я наклонился и начал раздувать, а тут ка-ак чебурахнет… Опомнился я уже наверху,
куда меня замертво выволокли. Сам цел остался, а зубы повредило, сам
их добыл…
— Наташка, будешь убираться в конторе, так пригляди,
куда прячет Андрон Евстратыч ключ от железного сундука, — наказывала она перед отъездом. — Да возьми припрячь
его при случае…
Дело в том, что он, по инстинкту, начинал проникать, что Лебезятников не только пошленький и глуповатый человечек, но, может быть, и лгунишка, и что никаких вовсе не имеет он связей позначительнее даже в своем кружке, а только слышал что-нибудь с третьего голоса; мало того: и дела-то своего, пропагандного, может, не знает порядочно, потому что-то уж слишком сбивается и что уж
куда ему быть обличителем!
Неточные совпадения
Городничий. Эк
куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что
он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней,
куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами.
Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть
его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Анна Андреевна. Где ж, где ж
они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон,
куда,
куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с
ним! я человек простой».
Слышишь, побеги расспроси,
куда поехали; да расспроси хорошенько: что за приезжий, — каков
он, — слышишь?