Неточные совпадения
По своей наружности
он представлял полную противоположность своей жене: прилично полный,
с румянцем на загорелых щеках,
с русой окладистой бородкой и добрыми серыми глазками,
он так же походил на спелое яблоко, как
его достойная половина на моченую грушу.
— Отчего же
он не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну… Вот и партия Nadine. Точно
с неба жених свалился! Этакое счастье этим богачам: своих денег не знают куда девать, а тут, как снег на голову, зять миллионер… Воображаю: у Ляховского дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных дочь, у Бахаревых целых две… Вот извольте тут разделить между
ними одного жениха!..
Кое-как,
с грехом пополам, выучился
он грамоте и в самой зеленой юности поступил в уездный суд, где годам к тридцати добился пятнадцати рублей жалованья.
На одной из чиновничьих вечеринок
он встретился
с чрезвычайно бойкой гувернанткой.
Относительно своих гостей Виктор Николаич держался таким образом: выходил, делал поклон, улыбался знакомым и, поймав кого-нибудь за пуговицу, уводил
его в уголок, чтобы поделиться последними известиями
с театра европейской политики.
— Мне нужно посоветоваться
с мужем, — обыкновенно говорила Хиония Алексеевна, когда дело касалось чего-нибудь серьезного. —
Он не любит, чтобы я делала что-нибудь без
его позволения…
Между
ними и домом тянулась живая стена акаций и сиреней, зеленой щеткой поднимавшихся из-за красивой чугунной решетки
с изящными столбиками.
«Вот этой жениха не нужно будет искать: сама найдет, —
с улыбкой думала Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, — так я же
им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
Последняя фраза целиком долетела до маленьких розовых ушей Верочки, когда она подходила к угловой комнате
с полной тарелкой вишневого варенья. Фамилия Привалова заставила ее даже вздрогнуть… Неужели это тот самый Сережа Привалов, который учился в гимназии вместе
с Костей и когда-то жил у
них? Один раз она еще укусила
его за ухо, когда
они играли в жгуты… Сердце Верочки по неизвестной причине забило тревогу, и в голове молнией мелькнула мысль: «Жених… жених для Нади!»
Надежда Васильевна прошла в комнату матери, а Верочка на цыпочках пробралась к самой передней и в замочную скважину успела рассмотреть Привалова.
Он теперь стоял посреди комнаты и разговаривал
с старым Лукой.
— Батюшка ты наш, Сергей Александрыч!.. — дрогнувшим голосом запричитал Лука, бросаясь снимать
с гостя верхнее пальто и по пути целуя
его в рукав сюртука. — Выжил я из ума на старости лет… Ах ты, господи!.. Угодники, бессребреники…
С старческой болтливостью в течение двух-трех минут Лука успел рассказать почти все: и то, что у барина тоже одна ножка шаркает, и что у
них с Костенькой контры, и что
его, Луку, кровно обидели — наняли «камардина Игреньку», который только спит.
— Вот
он, — проговорил Лука, показывая глазами на молодого красивого лакея
с английским пробором. — Ишь, челку-то расчесал! Только уж я сам доложу о вас, Сергей Александрыч… Да какой вы из себя-то молодец… а! Я живой ногой… Ах ты, владычица небесная!..
Его высокий рост, голос, даже большая русая борода
с красноватым оттенком, — все было хорошо в глазах Верочки.
Лицо у
него было неправильное,
с выдающимися скулами,
с небольшими карими глазами и широким ртом.
— Ну что, какой
он: красавец? брюнет? блондин? Главное — глаза, какие у
него глаза? — сыпала вопросами Хиония Алексеевна, точно прорвался мешок
с сухим горохом.
— Что
он с Лукой говорил? — спросила Марья Степановна.
Старик было поднялся со своего кресла, но опять опустился в
него с подавленным стоном. Больная нога давала себя чувствовать.
— Уж на что лучше, Василий Назарыч! Я даже не узнал
их… Можно сказать, совсем преобразились. Бывало, когда еще в емназии
с Костенькой учились…
Привалов шел за Василием Назарычем через целый ряд небольших комнат, убранных согласно указаниям моды последних дней. Дорогая мягкая мебель, ковры, бронза, шелковые драпировки на окнах и дверях — все дышало роскошью, которая невольно бросалась в глаза после скромной обстановки кабинета. В небольшой голубой гостиной стояла новенькая рояль Беккера; это было новинкой для Привалова, и
он с любопытством взглянул на кучку нот, лежавших на пюпитре.
Привалов поздоровался
с девушкой и несколько мгновений смотрел на нее удивленными глазами, точно стараясь что-то припомнить. В этом спокойном девичьем лице
с большими темно-серыми глазами для
него было столько знакомого и вместе
с тем столько нового.
Он часто говаривал, что лучше в одной рубашке останется, а
с бритоусами да табашниками из одной чашки есть не будет.
Привалов плохо слушал Марью Степановну.
Ему хотелось оглянуться на Надежду Васильевну, которая шла теперь рядом
с Васильем Назарычем. Девушка поразила Привалова, поразила не красотой, а чем-то особенным, чего не было в других.
— Мне тоже очень приятно, — отвечал Виктор Васильич, расставляя широко ноги и бесцеремонно оглядывая Привалова
с ног до головы;
он только что успел проснуться, глаза были красны, сюртук сидел криво.
Привалов
с любопытством посмотрел на смущенную Верочку и почувствовал себя необыкновенно хорошо, точно
он вернулся домой из какого-то далекого путешествия.
— Какой это замечательно умный человек, Сергей Александрыч. Вы представить себе не можете! Купцы
его просто на руках носят… И какое остроумие! Недавно на обвинительную речь прокурора
он ответил так: «Господа судьи и господа присяжные… Я могу сравнить речь господина прокурора
с тем, если б человек взял ложку, почерпнул щей и пронес ее, вместо рта, к уху». Понимаете: восторг и фурор!..
— Нет, постой,
с бабами еще успеешь наговориться, — остановил
его Бахарев и указал на кресло около дивана, на котором укладывал свою больную ногу. — Ведь при тебе это было, когда умер… Холостов? — старик
с заметным усилием проговорил последнее слово, точно эта фамилия стояла у
него поперек горла.
— Взять теперешних ваших опекунов: Ляховский — тот давно присосался, но поймать
его ужасно трудно; Половодов еще только присматривается, нельзя ли сорвать свою долю. Когда я был опекуном, я из кожи лез, чтобы, по крайней мере, привести все в ясность; из-за этого и
с Ляховским рассорился, и опеку оставил, а на мое место вдруг назначают Половодова. Если бы я знал… Мне хотелось припугнуть Ляховского, а тут вышла вон какая история. Кто бы этого мог ожидать? Погорячился, все дело испортил.
Ведь ограбили же вас, сирот; отец оставил вам Шатровские заводы в полном ходу; тогда
они больше шести миллионов стоили, а теперь, если пойдут за долг
с молотка, и четырех не дадут.
Бахарев воспользовался случаем выслать Привалова из кабинета, чтобы скрыть овладевшее
им волнение; об отдыхе, конечно, не могло быть и речи, и
он безмолвно лежал все время
с открытыми глазами. Появление Привалова обрадовало честного старика и вместе
с тем вызвало всю желчь, какая давно накопилась у
него на сердце.
Он с большим удовольствием слушал степенную речь Марьи Степановны, пока она подробно рассказывала печальную историю Полуяновых, Колпаковых и Размахниных.
Эти фразы мягко ласкали слух, и Привалов
с глубоким наслаждением чувствовал на себе теплоту домашнего очага, которого лишила
его судьба.
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе
с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед
ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к
нему гораздо лучше, чем теперь.
— Да, сошла, бедная,
с ума… Вот ты и подумай теперь хоть о положении Привалова:
он приехал в Узел — все равно как в чужое место, еще хуже. А знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все
они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь; ни в чем середины не знали.
— Сергей Александрыч… Сергей Александрыч
с Константином Васильичем все книжки читали, поэтому из
них можно и крупы и муки намолоть. Сережа-то и маленьким когда был, так зверьком и выглядывал: то веревки из
него вей, то хоть ты
его расколи, — одним словом, приваловская кровь. А впрочем, кто
его знает, может, и переменился.
В результате оказалось, конечно, то, что заводское хозяйство начало хромать на обе ноги, и заводы, по всей вероятности, пошли бы
с молотка Но счастливый случай спас
их: в половине сороковых годов владельцу Шатровских заводов, Александру Привалову, удалось жениться на дочери знаменитого богача-золотопромышленника Павла Михайлыча Гуляева.
Оно было встречено и отпраздновано
с царской роскошью: гремели пушки, рекой лилось шампанское, и целый месяц в приваловском доме угощались званый и незваный.
Сергей Привалов помнил своего деда по матери как сквозь сон. Это был высокий, сгорбленный седой старик
с необыкновенно живыми глазами.
Он страстно любил внука и часто говорил
ему...
Шестилетний мальчик не понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на деда
с широко раскрытым ртом. Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у
него не было сыновей, была только одна дочь Варвара, выданная за Привалова.
По большей части это были дети гонимых раскольников, задыхавшихся по тюрьмам и острогам; Гуляеву привозили
их со всех сторон, где только гнездился раскол:
с Ветки, из Керженских лесов,
с Иргиза, из Стародубья, Чернораменских скитов и т. д.
Фамилии Колпаковых, Полуяновых, Бахаревых — все это были птенцы гуляевского гнезда, получившие там вместе
с кровом и родительской лаской тот особенный закал, которым
они резко отличались между всеми другими людьми.
Бахарев действительно был правой рукой Гуляева и
с десяти лет находился при
нем безотлучно.
Они исколесили всю Сибирь, и мало-помалу Бахарев сделался поверенным Гуляева и затем необходимым для
него человеком.
Последняя имела хоть некоторое основание подозревать, что ее выдадут за Бахарева, и свыклась
с этой мыслью, а дочь миллионера даже не видала ни разу своего жениха, равным образом как и
он ее.
— Нет, Вася, умру… — слабым голосом шептал старик, когда Бахарев старался
его успокоить. — Только вот тебя и ждал, Вася. Надо мне
с тобой переговорить… Все, что у меня есть, все оставляю моему внучку Сергею… Не оставляй
его… О Варваре тоже позаботься: ей еще много горя будет, как я умру…
Неудачи только разжигали
его прямую натуру, и
он с новыми силами шагал почти через непреодолимые препятствия.
Он решился примерно наказать неверную жену и вероломного друга, — попросту хотел замуровать
их в стене, но этот великолепный план был разрушен хитрой цыганкой: ночью при помощи Сашки она выбросила Привалова в окно
с высоты третьего этажа.
В каких-нибудь пять лет
он не только спустил последние капиталы, которые остались после Привалова, но чуть было совсем не пустил все заводы
с молотка.
Мальчик еще при жизни отца находился под руководством Бахарева и жил в
его доме; после смерти Александра Привалова Бахарев сделался опекуном
его сына и
с своей стороны употребил все усилия, чтобы дать всеми оставленному сироте приличное воспитание.
Что касается двух других наследников, то Стеша, когда Сашка пошел под суд, увезла
их с собой в Москву, где и занялась сама
их воспитанием.
Жизнь в бахаревском доме навсегда осталась для Привалова самой светлой страницей в
его воспоминаниях. Все, что
он привык уважать и считал лучшим,
он соединял в своем уме
с именем Бахаревых.