Неточные совпадения
— Да я кому говорю, старый черт? — озлилась Домнушка, всей полною грудью вылезая из окна, так что где-то треснул сарафан или рубашка. — Вот ужо встанет Петр Елисеич, так я ему сейчас
побегу жаловаться…
Через минуту он уже
бежал через двор в сарайную, а перед ним летел казачок Тишка, прогремевший ногами по лестнице во второй этаж.
Размахивая правилом, торопливо
бежал плотинный «сестра» и тоже остановился рядом с Полуэхтом как вкопанный.
Ох, давно это было, как
бежал он «из-под помещика», подпалив барскую усадьбу, долго колесил по России, побывал в Сибири и, наконец, пристроился на Мурмосских заводах, где принимали в былое время всяких беглых, как даровую рабочую силу.
— Нашли тоже и время прийти… — ворчала та, стараясь не смотреть на Окулка. — Народу полный кабак, а они лезут… Ты, Окулко, одурел совсем… Возьму вот, да всех в шею!.. Какой народ-то, поди уж к исправнику
побежали.
— А Самоварник у встречу попавсь: бегит-бегит к господскому дому, — смеялся Челыш, расправляя усы. — До исправника
побег, собачий сын, а мы що зуспеем покантовать, Дуня.
Набат поднял весь завод на ноги, и всякий, кто мог
бежать, летел к кабаку. В общем движении и сумятице не мог принять участия только один доменный мастер Никитич, дожидавшийся под домной выпуска. Его так и подмывало бросить все и
побежать к кабаку вместе с народом, который из Кержацкого конца и Пеньковки бросился по плотине толпами.
К разговаривавшим подошел казачок Тишка, приходившийся Никитичу племянником. Он страшно запыхался, потому что
бежал из господского дома во весь дух, чтобы сообщить дяде последние новости, но, увидев сидевшего на скамейке Самоварника, понял, что напрасно торопился.
— Куда же он убежал, папочка?.. Ведь теперь темно… Я знаю, что его били. Вот всем весело, все смеются, а он, как зверь,
бежит в лес… Мне его жаль, папочка!..
Маленькому Пете Мухину было двенадцать лет, когда он распрощался с своею Самосадкой, увозя с собой твердую решимость во что бы то ни стало
бежать от антихристовой учебы.
Три раза пытался
бежать с дороги маленький самосадский дикарь и три раза был жестоко наказан родными розгами, а дальше следовало ошеломляющее впечатление новой парижской жизни.
— Да ведь тулянки сами
бегут за наших хохлов, — оправдывалась Ганна. — Спроси Лукерью…
— Потакаете снохам, вот и
бегут… Да еще нашим повадка нехорошая идет. А про Федорку не беспокойся: выучится помаленьку.
Окулко
бежал в горы, где и присоединился к другим крепостным разбойникам, как Беспалый, бегавший от рекрутчины.
Матюшка с медвежьею силой соединял в себе великую глупость, поэтому остановился и не знал, что ему делать: донести приказчичьи пожитки до горницы или бросить их и
бежать за Егором…
Нюрочка была рада, что вырвалась из бабушкиной избы, и торопливо
бежала вперед, так что начетчица едва поспевала за ней.
Недавний хмель как рукой сняло, но
бежать с круга было бы несмываемым пятном.
На фабрике Петр Елисеич пробыл вплоть до обеда, потому что все нужно было осмотреть и всем дать работу. Он вспомнил об еде, когда уже пробило два часа. Нюрочка, наверное, заждалась его… Выслушивая на ходу какое-то объяснение Ястребка, он большими шагами шел к выходу и на дороге встретил дурачка Терешку, который без шапки и босой
бежал по двору.
Таисью так и рвало
побежать к Гущиным, но ей не хотелось выдавать себя перед проклятым Кириллом, и она нарочно медлила. От выпитой водки широкое лицо инока раскраснелось, узенькие глазки покрылись маслом и на губах появилась блуждающая улыбка.
Куда бы эти бабы делись, если бы не Таисья: у каждой свое горе и каждая
бежала к Таисье, чуть что случится.
— Тьфу! — отплюнулась Таисья, бросая работу. — Вот што, бабоньки, вы покудова орудуйте тут, а я
побегу к Пимке… Живою рукой обернусь. Да вот што: косарем [Косарь — большой тупой нож, которым колют лучину. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] скоблите, где дерево-то засмолело.
Она торопливо
побежала к Пимкиной избе. Лошадь еще стояла на прежнем месте. Под окном Таисья тихонько помолитвовалась.
— Вот как ноне честные-то девушки поживают! — орала на всю улицу Марька, счастливая позором своего бывшего любовника. — Вся только слава на нас, а отецкие-то дочери потихоньку обгуливаются… Эй ты, святая душа, куда
побежала?
Теперь пегашка
бежала уже своею обыкновенною рысью, и Таисья скоро забыла о ней.
Бегут сани, стучит конское копыто о мерзлую землю, мелькают по сторонам хмурые деревья, и слышит Аграфена ласковый старушечий голос, который так любовно наговаривает над самым ее ухом: «Петушок, петушок, золотой гребешок, маслена головушка, шелкова бородушка, выгляни в окошечко…» Это баушка Степанида сказку рассказывает ребятам, а сама Аграфена совсем еще маленькая девчонка.
Когда в темноте Наташка
бежала почти
бегом по Туляцкому концу и по пути стучалась в окошко избы Чеботаревых, чтобы идти на работу вместе с Аннушкой, солдатки уже не было дома, и Наташка получала выговоры на фабрике от уставщика.
Свисток уже прогудел в третий раз, и она с Аннушкой
бежала на фабрику почти
бегом.
Аннушка очувствовалась только через полчаса, присела на землю и горько заплакала, — кровь у ней
бежала носом, левый глаз начал пухнуть.
Но Макар соскочил с телеги, догнал
бегом Терешку и остановил.
Дети, взявшись за руки, весело
побежали к лавкам, а от них спустились к фабрике, перешли зеленый деревянный мост и
бегом понеслись в гору к заводской конторе. Это было громадное каменное здание, с такими же колоннами, как и господский дом. На площадь оно выступало громадною чугунною лестницей, — широкие ступени тянулись во всю ширину здания.
Вместо ответа Вася схватил камень и запустил им в медного заводовладельца. Вот тебе, кикимора!.. Нюрочке тоже хотелось бросить камнем, но она не посмела. Ей опять сделалось весело, и с горы она
побежала за Васей, расставив широко руки, как делал он. На мосту Вася набрал шлаку и заставил ее бросать им в плававших у берега уток. Этот пестрый стекловидный шлак так понравился Нюрочке, что она набила им полные карманы своей шубки, причем порезала руку.
Домнушка так и не показалась мужу. Солдат посидел еще в кухне, поговорил с Катрей и Антипом, а потом побрел домой. Нюрочка с нетерпением дожидалась этого момента и
побежала сейчас же к Домнушке, которая спряталась в передней за вешалку.
Одна Таисья поняла это движение и сейчас же
побежала за Нюрочкой.
Она умела говорить без перерыва, с какими-то захлебываниями, точно
бежала с журчаньем вода.
Впереди
бегут птенцы, а мать за ними.
— Ох, грешный я человек! — каялась она вслух в порыве своего восторженного настроения. — Недостойная раба… Все равно, как собака, которая сорвалась с цепи: сама
бежит, а цепь за ней волочится, так и мое дело. Страшно, голубушка, и подумать-то, што там будет, на том свете.
Тоже, значит, в
бегах состоял из-за расколу: бросил молодую жену, а сам в лес да в пещере целый год высидел.
Как
бежал из замка, сейчас в Шадринский уезд и прямо в ту деревню, из которой Спиридон.
Едва на четвертый день я
бежал из волости-то…
Сказывали про него, что он с каторги
бежал, а потом уж поселился у нас.
В первую минуту у Ганны подкосились ноги от ужаса, а потом она инстинктивно
побежала по направлению к покосу Никитича.
Конечно, Федорка глупа и
бежит на кержацкие песни, как коза, вылупив очи.
Федорка предчувствовала беду и заблаговременно исчезла. Старик Коваль без шапки
побежал прямо на покос к Никитичу. За ним
бежала Ганна, боявшаяся, что в сердцах старик изувечит Федорку. Но она задохлась на полдороге. Коваль прибежал к Никитичу, как сумасшедший.
Но немая ночь не откликалась, и Коваль
бежал в лес и опять кликал дочь.
Когда пришел о. Сергей, чтобы сделать пастырское увещание заблудшей овце, задняя изба оказалась пустой: Федорка
бежала в окно, вынутое снаружи.
— Мы из миру-то в леса да в горы
бежим спасаться, — повествовала Таисья своим ласковым речитативом, — а грех-то уж поперед нас забежал… Неочерпаемая сила этого греха! На што крепка была наша старая вера, а и та пошатилась.
Петр Елисеич без шапки
бегом бросился к конторе и издали еще махал руками мужикам, чтобы несли больного в господский дом. Голиковский дождался, пока принесли «убившегося» в сарайную к Сидору Карпычу, и с удивлением посмотрел на побелевшую от страха Нюрочку.
— Левая рука вывихнута, а одна нога, кажется, сломана, — сообщил ей отец,
бегом возвращаясь из сарайной. — Где у нас свинцовая примочка? нашатырный спирт? Он лежит в обмороке.
Караван отвалил с грехом пополам на хвосте весеннего «паводка», рассчитывая обежать главный вал на пути, — коломенки
бегут скорее воды.
— А мне все равно, — повторял Голиковский, чувствовавший, что ему ничего не остается, как только
бежать с заводов. — Один в поле не воин… А Самосадку я все-таки укомплектую: на войне как на войне. Мы сами виноваты, что распустили население.