— Как слышно, вы и требы исправляете? Окрестить младенца можете, хороните умерших… Впрочем, это
не мое дело. Я не вмешиваюсь, а только высказал то, что говорят иные.
Неточные совпадения
— А зачем по-бабьи волосы девке плетут? Тоже и штаны
не подходящее
дело… Матушка наказывала, потому как слухи и до нас пали, что полумужичьем девку обряжаете.
Не порядок это, родимый
мой…
— Куда торопиться-то?
Не такое
дело… Торопятся, душа
моя, только блох ловить. Да и
не от нас это самое
дело зависит…
— А кто в гору полезет? —
не унимался Самоварник, накренивая новенький картуз на одно ухо. — Ха-ха!.. Вот оно в чем дело-то, родимые
мои… Так, Дорох?
— Да
дело не маленькое, родимый
мой… Вот прошла теперь везде воля, значит, всем хрестьянам, а как насчет земляного положенья? Тебе это ближе знать…
— Ты все про других рассказываешь, родимый
мой, — приставал Мосей, разглаживая свою бороду корявою, обожженною рукой. — А нам до себя… Мы тебя своим считаем, самосадским, так, значит, уж ты все обскажи нам, чтобы без сумления. Вот и старички послушают… Там заводы как хотят, а наша Самосадка допрежь заводов стояла. Прапрадеды жили на Каменке, когда о заводах и слыхом было
не слыхать… Наше
дело совсем особенное. Родимый
мой, ты уж для нас-то постарайся, чтобы воля вышла нам правильная…
— Пусть переселяется, Петр Елисеич, а
мое дело — сторона… Конешно, родителев мы должны уважать завсегда, да только старики-то нас ведь
не спрашивали, когда придумали эту самую орду. Ихнее это
дело, Петр Елисеич, а я попрежнему…
— Вот тебе и кто будет робить! — посмеивался Никитич, поглядывая на собравшийся народ. — Хлеб за брюхом
не ходит, родимые
мои… Как же это можно, штобы этакое обзаведенье и вдруг остановилось? Большие миллионты в него положены, — вот это какое
дело!
—
Мои совет — переезжать. В Мурмосе будешь жить — до всего близко… Тогда и кабаки можешь бросить.
Не люблю я этого
дела, Самойло Евтихыч.
— Што ты, Петр Елисеич?..
Не всякое лыко в строку, родимый
мой. Взъелся ты на меня даве, это точно, а только я-то и ухом
не веду… Много нас, хошь кого вышибут из терпения. Вот хозяйка у меня посерживается малым
делом: утром половик выкинула… Нездоровится ей.
— Ничего я
не знаю, Дунюшка…
Не моего это ума
дело. Про солдата
не поручусь — темный человек, — а Макар
не из таковских, чтобы душу загубить.
—
Не было бы, родимый
мой… Все равно, как пустой дам: стоит и сам валится. Пока живут — держится, а запустел — и конец. Ежели здорового человека, напримерно, положить в лазарет, так он беспременно помрет… Так и это
дело.
«Вопросы о ее чувствах, о том, что делалось и может делаться в ее душе, это
не мое дело, это дело ее совести и подлежит религии», сказал он себе, чувствуя облегчение при сознании, что найден тот пункт узаконений, которому подлежало возникшее обстоятельство.
— Афанасий Васильевич! вновь скажу вам — это другое. В первом случае я вижу, что я все-таки делаю. Говорю вам, что я готов пойти в монастырь и самые тяжкие, какие на меня ни наложат, труды и подвиги я буду исполнять там. Я уверен, что
не мое дело рассуждать, что взыщется <с тех>, которые заставили меня делать; там я повинуюсь и знаю, что Богу повинуюсь.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.
Городничий. Ах, боже
мой, вы всё с своими глупыми расспросами!
не дадите ни слова поговорить о
деле. Ну что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Да я-то знаю — годится или
не годится; это
мое дело, мошенник такой!
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего
не знаешь и
не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак
не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна,
не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать
моим чувствам,
не то я смертью окончу жизнь свою».
Унтер-офицерша. По ошибке, отец
мой! Бабы-то наши задрались на рынке, а полиция
не подоспела, да и схвати меня. Да так отрапортовали: два
дни сидеть
не могла.